Хроники и документы времен Столетней войны - Коллектив авторов
Тема претензий Эдуарда III на французский престол возникает во «Французской хронике Лондона» лишь после рассказа о Тьерашской кампании 1339 г. Отметив трусость и малодушие Филиппа VI, оставившего свои владения без всякой защиты, хронист заявляет, что «в ту пору Филипп де Валуа утратил имя и звание короля Франции, и сир Эдуард, наш государь, принял имя и звание истинного короля Франции и Англии; и все рыцари Христианского мира согласились с этим»[56]. Таким образом, хронист зафиксировал важное изменение в официальной позиции Эдуарда III, предназначавшейся для «домашнего пользования». Если до Тьерашской кампании английский король был не слишком уверен в своих силах и стремился представить себя обороняющейся стороной, то теперь, почувствовав слабость противника, он раскрывает перед подданными свои далеко идущие планы и средствами пропаганды старается превратить свой сравнительно скромный военный успех в громкую моральную победу.
Примечательно, что даже после этого хронист продолжает изображать войну как оборонительную для англичан. По его мнению, французский флот, сосредоточенный возле Эклюза, должен был вскоре отправиться на завоевание Англии[57]. Следовательно, разгромив его, Эдуард III нанес упреждающий удар и спас свое королевство от грозной опасности.
Тенденциозно-пропагандистский характер «Французской хроники Лондона» очень сильно проявляется и в описании битвы при Сент-Омере (26 июля 1340 г.). Стараниями хрониста крупная неудача англ о-фламандского войска приобретает вид внушительного успеха. Потери, понесенные французами под стенами Сент-Омера, исчисляются тысячами, тогда как о потерях англичан и фламандцев, равно как и о паническом бегстве последних, не говорится ни слова[58]. В том же духе хронист повествует и об осаде Турне. Энергичные и решительные действия осажденных не получили в его труде никакого освещения. Эдуард III изображен как хозяин положения, полностью владеющий военной инициативой, и на его фоне Филипп VI выглядит жалким ничтожеством.
Пересказывая содержание Эсплешенского договора о перемирии, хронист опять грешит против истины. По его словам, один из пунктов договора предусматривал переход под управление Эдуарда III Нормандии и Анжу[59], т. е. французских земель, принадлежавших династии Плантагенетов до начала XIII в. В действительности ни о чем подобном речь в договоре не шла, хотя английская сторона и выдвигала свои претензии на вышеназванные территории. Мы не можем установить, преднамеренно или нет хронист допустил в своем рассказе эту неточность. Ясно, однако, что Эдуарду III было бы на руку, если бы его подданные поверили в эту дезинформацию. Во-первых, весть о присоединении к английским владениям Анжу и Нормандии оправдала бы в глазах англичан все затраты, понесенные ими для ведения войны. Во-вторых, новые походы во Францию можно было бы организовывать под предлогом того, что Филипп VI опять проявляет вероломство и не желает отдавать обещанные земли.
Объясняя причины, по которым Эдуард III был вынужден снять осаду с Турне и заключить Эсплешенское перемирие, хронист в первую очередь указывает на отсутствие у короля финансов для продолжения военных действий. При этом он характеризует как «лживых изменников» тех английских сановников, которые не обеспечили поступление необходимых средств в королевскую казну[60]. Таким образом, даже при освещении внутриполитической ситуации в Англии хронист строго придерживается точки зрения, заявленной Эдуардом III и его ближайшим окружением. Это может служить дополнительным доводом в пользу того, что «Французская хроника Лондона» создавалась по заказу и под присмотром высших муниципальных властей, и главная задача анонимного автора состояла в том, чтобы представить итоги недавних военных предприятий Эдуарда III в самом выгодном для него свете.
* * *
Нашу подборку нарративных источников завершают фрагменты двух хроник, которые одновременно создавались в городе Турне в первой половине XIV столетия. Поскольку в этих фрагментах рассказывается об осаде Турне войсками Эдуарда III (август — сентябрь 1340 г.), мы условно озаглавили их как «Хроника осады Турне», фрагменты 1 и 2.
Авторы обоих фрагментов, несомненно, были горожанами Турне и очевидцами описываемых ими событий. Их обстоятельные, имеющие вид дневника, рассказы содержат массу интересных деталей и позволяют с очень большой точностью восстановить весь ход осады.
«Хроника осады… (2)» представляет для исследователей особый интерес, так как в ней наиболее ярко отразились умонастроения осажденных горожан и характер их взаимоотношений с рыцарством, которое было прислано Филиппом VI для организации обороны города. Если автор «Бернской хроники» в своем рассказе об осаде Турне опирался на свидетельства французских рыцарей и, соответственно, выставлял на передний план именно их боевые заслуги, то у автора «Хроники осады… (2)» мы наблюдаем обратную картину. Хронист с нескрываемой гордостью повествует о храбрости и стойкости своих сограждан, участвовавших в обороне, и недвусмысленно дает понять, что рыцарский гарнизон был для них скорее помехой и источником беспокойств, нежели важным подспорьем. Особенно отчетливо эта идея просматривается в рассказе о ссоре, вспыхнувшей между горожанами и рыцарями возле ворот Святого Мартина: «Тогда многие рыцари из гарнизона прибыли к воротам полностью вооруженные и с надетыми шпорами и пожелали пройти вперед, к барьерам, дабы сражаться. Однако горожане им сказали, чтобы они шли себе обратно и сняли свои шпоры. Поскольку рыцари не желали уходить, горожане, весьма недовольные, оттеснили их назад с помощью угрожающих жестов и грубой силы. Так что волей-неволей им пришлось уйти. Вскоре туда явился мессир Годмар. Он был разгневан на горожан из-за того, что они нанесли рыцарям столь сильное оскорбление, заставив их так уйти. Но горожане ему ответили, что они могут хорошо охранять город и без всяких чужаков, как они уже делали это прежде. Мессир Годмар не смог добиться от них никакого иного ответа»[61]. Далее хронист рассказывает о другом неприятном инциденте, который дал горожанам серьезные основания подозревать начальника гарнизона Годмара дю Фэ и его рыцарей в предательских намерениях[62].
Таким образом, автор, быть может и не вполне осознанно, изображает третье сословие в качестве самой надежной опоры французского престола и поднимает вопрос о функциональной необходимости и профессиональной пригодности современного ему рыцарства, которое, как мы уже отмечали, переживало в XIV в. далеко не лучшие свои времена.
Любопытно, что спустя 60 лет после осады Турне «певец рыцарства» Жан Фруассар, не только не упомянет о том приниженном, подчиненном положении, в котором находился рыцарский гарнизон, но даже
