Закоулки Средневековья - Льюис Френсис Зальцман
Интереснее всего рифмованные записи; в них есть множество деталей, которые мне нравятся, и утрату «Трои» Лидгейта или утрату забытого дедушки английской поэзии «Бео-вульфа» я перенес бы с большим хладнокровием, чем утрату таких строк, как зарисовка об осаде Руана, написанных Джоном Пейджем:
Все в стихах и не в рифму.
Из-за места у него не было времени.
Немногие стихи могут сравниться с этим произведением в его ярком изображении военных операций в XV веке, где две стороны конфликта, описание армии и страданий мирных жителей контрастируют с замечательным по силе драматизма отрывком, повествующем о том, как были разбиты два павильона между английским лагерем и стенами города для делегатов, назначенных соперничающими странами, чтобы обсудить условия мира.
Это был торжественный вид
Обе стороны собрались, чтобы увидеть
друг друга.
Увидеть павильоны на этом месте,
Людей, что собрались у стен,
И прочих людей, которые вышли,
Что стояли и ходили вокруг.
Было утешительно видеть
Множество войск, проходивших по городу,
Короли, рыцари и слуги С гербами и флагамию.
Английский зверь, французский цветок,
Портингейл — замок с башней,
И прочие разнообразия
Как медведи лордов на их знаменах,
Осыпанные золотом, они начали
Едва солнце осветило их.
Этот знак был радостен и дорог
Но вокруг было столько сожаления и боли
Несчастных людей, что оставлены здесь,
И ничто иное, как туча,
И одежды на их спинах
Скрывали их от дождя
Погода причиняла им боль.
Все это время шел дождь.
Люди видели там скорбные сцены:
Ребенок лет двух или трех
Пытался выпросить хлеба,
Отец и мать оба мертвы.
Под некоторыми [из тел] стояла вода,
И даже лежавшие молили о еде,
И некоторые умирали от голода
И прекращали дышать.
Некоторые стояли на коленях
И были худы, словно деревья,
И женщины держали в своих руках
Мертвых детей своих.
Это были такие разные картины:
Одна — радости, другая — боли,
Разные, как ад и рай,
Где одним — хорошо, там другим — горе…
Все стихотворение демонстрирует прерафаэлитскую любовь к деталям в сочетании с драматургическими ценностями, и то же самое можно сказать о многих других рифмованных хрониках, политических стихотворениях и тематических балладах. В качестве примера значимости такой поэзии в интерпретации средневекового духа я мог бы привести поэму «История Вильяма Маршала» и то, как оно проливает свет на дни рыцарства. В этом восхвалении великого графа Пембрука[2] деловая запись денежной прибыли, полученной в результате его мастерства на турнирах, словно снимает с него позолоту, так же как и подробности бойни и последующей продажи[3] после нее. Принимая во внимание в высшей степени цитируемый характер этих строк, действительно весьма примечательно, что я так мало использовал их в своих эссе, охватывающих столь широкий круг вопросов. Также очень жаль, что ими так пренебрегают те, чье дело — преподавать историю. Разумное использование подобных материалов сделало бы историю живой, но, к сожалению, широко распространена идея, что даты — это начало и конец истории, и это заблуждение подпитывается тем значением, которым их обычно наделяют в исследовании. Следовало бы помнить о том, что в действительности даты совершенно не важны и не имеют никакой ценности сами по себе, но полезны исключительно как memoria technicce для установления последовательности событий; например, не имеет никакого значения (за исключением, возможно, значения для астрологов), что Черная смерть разразилась в 1349 году и что Крестьянское восстание было в 1381 году, но очень большое значение имеет тот факт, что одно из этих событий случилось через поколение после другого. Однако обсуждение правильных и неправильных методов преподавания истории — это слишком обширная тема, чтобы ее можно было касаться в финале этих отрывочных размышлений, которые должны были стать введением к следующим эссе. Так что, если у кого-то из читателей есть необычная привычка начинать книгу с введения, я прощаюсь с ними и желаю им приятного путешествия по средневековым переулкам.
I. Знахари и прочие
Алхимики
Циклическая тенденция, столь очевидная в природе, не в последнюю очередь применима к области знаний. Открытие одной эпохи теряется в следующей, чтобы вновь появиться позже, преподносимое как триумф современной изобретательности или науки. На картах трехвековой давности Нил изображался восходящим из Великих озер, но в атласах, которыми пользовались наши отцы, озера исчезли, и появился ряд воображаемых гор, словно маленькая шерстистая гусеница в самом сердце Африки, только для того, чтобы в наши дни снова быть замененными на Великие озера.
Драконы, будучи обычным явлением в древности, впали в незаслуженное забвение, само их существование отрицалось скептически настроенным поколением, и только в последние годы они были спасены и реабилитированы людьми науки, которые, стыдясь признаться, что нашли сказочных монстров, замаскировали их под многосложным классом «завров».
Рассказы о путешествиях старого Геродота, над которыми посмеивались лучшие умы лишенной воображения викторианской эпохи, сейчас ежедневно получают признание. Царь Кедорлаомер и другие достойные люди, которые после столетий безупречного библейского существования были стерты германскими критиками, вновь появились на табличках из нетленной глины, извлеченных археологами; а в более приземленных вопросах оказалось, что самые последние достижения санитарной науки были известны 60 веков назад во дворцах Крита.
Так получилось и с алхимией. Превращение неблагородных металлов в благородные, прежде всего в золото, считалось возможным с самых ранних исторических времен и до XVII века. Затем распространение печати позволило опубликовать свои идеи и теории такому количеству приверженцев науки, что вся вера в алхимию была сметена потоком мистической чепухи, но теперь наука снова встала на порог познания трансмутации. Похоже, что алхимики древности основывали свои теории на вере в то, что все металлы, да и вся материя, содержат один общий элемент, а самой чистой и совершенной формой на земле является золото. Когда ученые открыли атомную теорию, это было опровергнуто. Были
