Опасная граница - Томас Дж. Барфилд

Стратегия «пяти искушений» также обладала способностью ослабить сюнну, сделав их зависимыми от Китая. Чжунхан Юэ предупреждал сюнну об этой опасности:

Все население сюнну по численности не сравнится с численностью населения одной провинции империи Хань. Сюнну сильны своими отличиями в одежде и пище, поэтому они ни в чем не зависят от Хань. Сейчас шаньюй обрел пристрастие к китайским вещам и пытается изменить обычаи сюнну. Таким образом, хотя Хань посылает сюда не более чем 1/5 своих товаров, она в конце концов достигнет победы над всем народом сюнну. Получая ханьские шелковые наряды, наденьте их и попытайтесь проскакать на своих конях через колючий кустарник! В момент ваши халаты и штаны будут разорваны в клочья, и каждый увидит, что шелковые одежды несравнимы по пригодности и качеству с войлочной и кожаной одеждой. Таким же образом, получая ханьские съестные продукты, выбрасывайте их, чтобы люди могли видеть, что они не так полезны или вкусны, как молоко и кумыс![88]

Хотя в теории казалось, что стратегия «пяти искушений» несет угрозу сюнну, она потерпела крах, поскольку основа существования последних никогда не подвергалась риску. Хотя торговля и была чрезвычайно важна для рядовых кочевников, которые могли обменять излишки продуктов скотоводства на товары, произведенные в империи Хань, такие как ткань и металл, или продукты питания, — например, зерно и вино, их выживание не зависело от этой торговли. В действительности из товаров, поставляемых ханьским двором, наибольшим спросом пользовались предметы роскоши, которые затем распределялись шаньюем среди знати. Для сюнну ханьские подарки, субсидии и торговля, а также награбленная добыча представляли основной источник богатства, ведь, как заметил О. Лэттимор, «чистый кочевник — бедный кочевник»[89]. Таким образом, шаньюй тщательно охранял свои исключительные права на сношения с Китаем от имени всех степных племен, оберегая тем самым собственную политическую власть. Хотя племенные вожди могли дезертировать в Китай, а ханьские изменники могли переходить к сюнну, ни одному местному вождю сюнну, пока он оставался подданным империи, не разрешалось вести внешние переговоры от своего имени. Пограничные отношения никогда не поддерживались на местном уровне, а только через посланников шаньюя к ханьскому двору и обратно. Правительству Хань иногда удавалось переманивать в Китай большие группы кочевников с помощью щедрых подарков и титулов, но, вследствие централизованной структуры сюннуского государства, оно не могло заключать союзы с вождями сюнну на местах и обходить центральную власть в лице шаньюя.

В 133 г. до н. э. ханьский У-ди попытался раз и навсегда решить проблему сюнну, отказавшись от политики хэцинь и начав агрессивные военные действия. Радикальное изменение внешней политики Хань во времена У-ди было реакцией на давно существовавшее недовольство договорами хэцинь, а также следствием активной политической философии, доминировавшей в то время среди министров двора.

Идеологи двора длительное время утверждали, что договоры хэцинь вынуждают Китай платить дань сюнну и уравнивают статус шаньюя со статусом ханьского императора, а само государство сюнну — с китайской империей. Эти два момента противоречили самой сущности китаецентричного мирового порядка, при котором все человеческие отношения рассматривались как взаимосвязанные части в иерархии порядка морального. В частности, император, как правитель всего поднебесного мира, не мог иметь равного себе правителя. В теории международные отношения надлежало иметь только с теми государствами и правителями, которые официально разделяли такие взгляды в своей внешней политике. Официальное признание китаецентричного мирового порядка было очень существенным, поскольку министры ханьского двора считали, что символический порядок во Вселенной был необходимой предпосылкой и отражением бренного земного порядка. По их мнению, нарушение необходимого символического порядка — будь то в форме предзнаменований, стихийных бедствий или в регулируемых аспектах человеческого поведения — имело прямые политические последствия. Они остро чувствовали угрозы этому символическому порядку.

Наиболее явным и оскорбительным нарушением китаецентричного мирового порядка было то, что сюнну требовали и добились равного с Китаем статуса. Первоначально простодушные сюнну не осознавали, что подобное официальное признание их силы создавало огромные трудности для ханьского двора. До тех пор пока перебежчик из Китая Чжунхан Юэ не объяснил сюнну ситуацию, они воспринимали такое положение как само собой разумеющееся. Однако с помощью Чжунхан Юэ сюнну начали дразнить двор Хань, в изощренной манере манипулируя китайскими символами могущества и власти. Такова была форма мести ханьскому двору одного из его бывших чиновников.

Письма Хань, адресованные шаньюю, были всегда написаны на деревянных дощечках длиной один фут и один дюйм и начинались словами: «Император почтительно спрашивает о здоровье великого шаньюя сюнну. Мы посылаем Вам следующие предметы, и т. д. и т. п.». Чжунхан Юэ, однако, научил шаньюя использовать для ответа таблички длиной один фут и два дюйма, украшенные широкими, большими и длинными печатями, и писать ответ в следующей экстравагантной манере: «Великий шаньюй сюнну, Небом и Землей рожденный, Солнцем и Луной поставленный, почтительно спрашивает о здоровье императора Хань. Мы посылаем Вам следующие предметы, и т. д. и т. п.»[90].

Эти письма вызвали ярость Цзя И — чиновника при дворе ханьского Вэнь-ди (правил в 179–157 гг. до н. э.). Он уже давно выступал против политики хэцинь, утверждая, что она находится в прямом противоречии с фундаментальными конфуцианскими принципами.

Положение империи может быть описано примерно как положение человека, подвешенного вверх ногами. Сын Неба находится во главе империи. Почему? Потому что он должен находиться на вершине. Варвары находятся у ног империи. Почему? Потому что они должны находиться внизу… Командовать варварами — это право, данное императору, находящемуся на вершине, а отдавать дань Сыну Неба — это ритуал, который должен исполняться вассалами, находящимися внизу. Теперь же ноги подняты наверх, а голова опущена вниз. Подвешивание вверх ногами — это что-то недоступное пониманию[91].

Тогда Цзя И выдвинул предложение — собрать войска для атаки на сюнну, чтобы заставить их знать свое место. Это предложение было оставлено без внимания из-за страха перед кочевниками.

При высказывании этого и других критических замечаний по поводу политики хэцинь в центре дебатов находился скорее символический порядок, чем практические соображения.

Первоначально подобная критика не оказывала большого влияния. Ханьский Гао-цзу, начавший проведение политики хэцинь, не придавал особого значения символическому порядку. У него было достаточно проблем с установлением реального порядка после гражданской войны, которая последовала за падением династии Цинь и провозглашением династии Хань. Будучи поначалу неудачником в этой войне, он достиг успеха — отчасти благодаря своей склонности к выгодным, но непристойным сделкам. После того как его однажды чуть не поймал Маодунь, он с большим уважением относился к силе сюнну. Подарки, брачные союзы и дипломатическое признание сюннуской державы в качестве