Погребальные обряды и культ предков. От завета Одина и некромантии до упырей и похорон Ярилы - Владимир Яковлевич Петрухин

Саркофаг в форме мумии. Ок. 1981–1802 гг. до н. э.

The Metropolitan Museum of Art

Схожие обычаи известны многим народам, например серебряными масками покрывали лица умерших древние венгры и кидани (монгольские племена на Дальнем Востоке). Египтяне, прославившиеся на весь мир своим стремлением сберечь не только лицо, но и тело умершего, с древнейших времен заботились о форме саркофага, передающей человеческую фигуру. В начале династического периода (III тыс. до н. э.) на его поверхности с восточной стороны на уровне головы изображалась пара широко открытых глаз.

Открытые глаза изображались также на надгробиях славянского народа на Балканах – сербов. Русские, обметая могилы предков на поминках, говорили, что тем самым очищают глаза «дедам». Действительно, умерший мог видеть загробную жизнь, только если его глаза отверзались. Однако при похоронах глаза покойника следовало закрыть или положить на них монеты, иначе его взгляд мог увести за собой живых.

В Египте в эпоху Среднего царства появились антропоморфные саркофаги, имитирующие идеальный образ умершего – мумию в маске (сах). Одной из целей мумификации было «улучшение», идеализация и сохранение земного образа. Изображение на крышке саркофага еще нельзя назвать портретом в полном смысле этого слова, поскольку оно передавало лишь идеализированный образ человека.

В египетских верованиях элементы человеческой сущности после смерти обретали самостоятельное бытие, не лишаясь при этом возможности воссоединиться с телом, которое, став мумией, оставалось нетленным. Никакая из частей тела не должна была утратиться, поэтому внутренности хранились в особых сосудах – четырех канопах (ср. с упомянутыми оссуариями). Загробным эквивалентом индивидуального образа умершего была погребальная маска-портрет с идеализированным лицом. Во II–III веках н. э. под воздействием античной традиции египетская маска трансформировалась в индивидуальный облик знаменитых фаюмских портретов.

В средневековой Руси портреты, не скованные канонами иконописи, появились в XVII веке, но первые из них – парсуны – были надгробными, как, например, знаменитая парсуна полководца Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Подобно знаменитым микенским золотым маскам и фаюмским портретам, они лишь в наши дни стали достоянием музеев и выставлены на обозрение. В прежние временам русские парсуны предназначались только для гробниц.

Принципиально иными были установки античной культуры, которая значительно повлияла на египетскую культуру периода эллинизма и римского господства. Для Античности было характерно надгробие, предназначенное для публичного обзора, увековечения образа и деяний умершего. Эту традицию сохранили и современные европейские кладбища. Греки не возводили гробниц-храмов, и мавзолеи появились лишь под влиянием «варварского» Востока.

Надгробные статуи мертвых в античную эпоху не отличались от статуй живых и в архаической Греции ваялись с улыбкой, что само по себе демонстрировало живого, «настоящего» человека. На греческих надгробиях супружеские пары изображались пирующими и мирно беседующими, поскольку загробная жизнь означала покой для живых. Лишь выпавшая из рук чаша могла свидетельствовать о том, что душа оставила тело.

Надгробный камень с изображением сидящей в кресле женщины и ее служанки. Греция, IV в. до н. э.

The Metropolitan Museum of Art

Эпикурейство было расхожим жизненным кредо, призывающим не страшиться смерти. Близ Боскореале был найден римский серебряный кубок, на котором скелеты воплощают грехи и прижизненные радости: один из них держит кошель с деньгами (подписанный словом «зависть»), другой – бабочку, воплощение человеческой души. Он показывает ее собеседникам, а скелеты меньшего размера играют на лире и хлопают в ладоши. Это еще не пляска смерти – устрашающий сюжет нового европейского искусства. Надпись на кубке гласит: «Наслаждайся жизнью, пока жив, потому что будущее неопределенно».

Погребальный портрет юноши. Египет, 80–100 гг. н. э.

The Metropolitan Museum of Art

Римская культура с ее доминантой в виде писаного права стремилась увековечить образы и деяния умерших не только на портретах, но и в надгробных речах, которые неизменно произносились на похоронах, а затем хранились в семейных архивах. Мраморные бюсты покойных устанавливались в нишах надгробных сооружений, а восковые хранились в специальных домашних нишах. Их выносили из жилищ во время похоронных церемоний, чтобы предки сопровождали к месту погребения нового покойника, увековечивая его память и место в череде поколений.

В конце языческой эпохи, в III веке н. э., традиции искусства меняются. Отныне на саркофагах композиционным центром становится тяжелая дверь, ведущая в царство Аида. Она приоткрыта, но видений загробного мира нет. Тайна вечности выступает на первый план – экстериоризируется. Человеку больше недостаточно идеи о бесконечной череде поколений и мемориала с портретными изображениями. Ему хочется знать, что там – за гробом. На эти вопросы было призвано ответить христианство, провозглашенное официальной религией Римской империи в IV веке.

Глава 4. Смерть и жертвоприношение. Путь в иной мир: погребальная ладья и жизнь под курганом

Похороны знатного руса

Детальное описание древнерусского погребального обряда оставил в своих путевых записках арабский автор X века Ахмед Ибн-Фадлан, видевший похороны скандинавского вождя, именуемого русом, в ладье в гавани города Болгара (Булгара) на Волге[37]. Кстати, схожим образом был похоронен сын Одина Бальдр (о чем будет рассказываться в главе 8).

Ибн-Фадлан, привыкший к скромному и быстрому ритуалу погребения (у мусульман тело спешили захоронить в день смерти), с изумлением описывал многодневные действа русов до разжигания погребального костра. Имущество умершего было поделено на три части: одна отошла его семье, другая – на шитье дорогих погребальных одеяний, третья – на приготовление набиза, специального алкогольного напитка. Набиз русы пили не переставая все десять дней до похорон. Неудивительно, что некоторые скобящие умерли от перепоя прямо с кубком в руке.

После смерти вождя, рассказывает Ибн-Фадлан, его семья согласно обычаю обратилась к девушкам и юношам из прислуги с роковым вопросом: кто из них хочет умереть вместе с господином? Стоит отметить, что чаще всего за своим господином следовали именно представительницы прекрасного пола. Это объясняется тем, что девушки, на которых заглядывались арабские купцы, сопровождали дружины русов в походах. Они не только прислуживали своим господам во время трапез и были их наложницами, но и считались товаром, который ценился на порядок дороже мехов, которыми русы торговали на восточных рынках. Участь рабыни на Востоке была незавиднее добровольного ухода из жизни вслед за умершим вождем. К тому же девушки, будучи язычницами, верили, что после смерти окажутся в «раю»