Среди призраков. Рассуждение об эпохе метавселенной и генеративного искусственного интеллекта - Эрик Саден

Да, цель невеликая, но станет насущной: все качественнее собирать и использовать данные о множащихся следах передвижений людей и вещей. Транзакции, банковские операции, финансовые потоки, контракты, персональные данные, общественная безопасность, налогообложение… Впервые в истории информация, сгенерированная в результате человеческой деятельности, превзойдет возможности человечества в том, что касается правильной ее обработки. Признаки начали проявляться на рубеже XX века с разрастанием бюрократии, когда, – словно в произведениях, созданных фантазией Франца Кафки, – чрезмерное дробление различных административных служб и их абсолютная иерархизация преподносились как панацея. Одна из ветвей научно-промышленной отрасли, образовавшаяся благодаря электричеству, после войны резко пойдет вверх и научится огибать этот подводный камень – информатика. Внедрение систем, предназначенных для сбора, хранения и индексирования информации, чтобы ею проще было пользоваться, становится повсеместным.

Итак, процессоры – автоматические, все более быстрые и, хочется верить, более надежные, – отчасти заменят нам когнитивные способности, запустив механизм, который продолжит непрестанно развиваться, регулярно пополняясь новым функционалом. Устройства начинают картографировать наши действия и передвижения, чтобы влиять на наши решения. Происходит своеобразный рационалистический скачок. Вскоре одних только сведений о положении дел стало мало, мы поднялись на более высокую ступень – посредством специальных методов анализа теперь делаются выводы о релевантности рассматриваемых проектов и попытки предвосхитить их возможные результаты. Определенный тип обработки больших массивов данных начнет применяться для более или менее точного предсказания явлений, так же как при подготовке прогнозов погоды или оценке способности клиента вернуть долгосрочный банковский кредит. В более широком аспекте такими методами будут подкреплять задачи планирования, – ведь масштабы велики и важно не попасть в просак, – так что использовать их станут государства как Западного, так и Восточного «блоков».

Именно тогда, на рубеже 1970-х годов, аналогическое соединение технологии-индивидуума-общества обретет новое качество. В отличие от фрактальной троицы взрывного типа здесь не будет суммы обстоятельств, создающих гремучую смесь в общем-то непроизвольно, когда сталкиваются противоположные элементы, сообщая эпохе определенный темп. Не будут повторяться и свойства электрической фрактальной троицы с ее непрерывной экономической и социальной ритмикой, которую день и ночь словно питает источник постоянного тока. Новый фрактал будет одновременно более глубоким, более содержательным и тотализирующим. Его обусловит технико-экономическая, но также политическая идеология, которая станет повсеместной и будет структурировать последнюю треть XX века вплоть до дня сегодняшнего. Ее цель – сделать мир зависимым от программ. Это положит начало калькулируемой фрактальной троице. Разложение элементов реального на элементарные информационные единицы, сводимые к двоичным кодам, найдет применение в технологиях, которые позволяют лучше понимать характер все более разнообразных ситуаций и одновременно предоставляют средства для ответного воздействия, тем самым открывая возможность вмешиваться в организацию дел человека.

Системы, запоминающие и измеряющие действия людей, станут применяться в основном в менеджменте и маркетинге, чтобы придать больше значимости задаче, которая и без того решалась, но теперь почти чудесным образом вышла на новый уровень: всегда распределять индивидуумов по местам так, чтобы потери были минимальными, а прибыль максимальной. Впоследствии этой практикой займутся разные отрасли, как частные, так и государственные. Все общество в широком смысле будет рассматриваться как программа или бессчетное множество различных программ, что позволит лучше разглядеть текущие явления и попытаться, в свою очередь, придать им траектории, кажущиеся наиболее подходящими. Так проект «Киберсин» (Cybersyn), начатый в Чили в 1971 году при президенте-социалисте Сальвадоре Альенде, предполагал – в приближенном к реальному времени – наблюдение за экономической деятельностью в стране и принятие стратегических решений с учетом полученных результатов[54]. Это уже не эпоха биополитики, о которой Мишель Фуко писал как о ряде мер, направленных на то, чтобы люди усвоили поведение, отвечающее гигиенистскому и утилитаристскому видению мира[55]. Это и не «общество контроля», о котором не замедлил заявить Жиль Делёз, понимая под этим институциональное наблюдение – с помощью специальных технологий – за действиями людей, пребывающих в «гладком» и открытом пространстве[56].

На самом деле историческая дистанция позволяет нам сегодня лучше осознать то, что тогда только затевалось. Целью был не столько контроль, понимаемый как желание в определенных обстоятельствах владеть ситуацией, сколько анализ передвижений индивидуумов и вещей, чтобы те продолжали перемещаться, но теперь подстраивались под организационные или меркантильные задачи. Максимальная рационализация и прибыль в любых обстоятельствах – через улавливание мировых потоков и техническую возможность менять их рисунок – оказалась важнее стабильной безопасности с ее тяготением к статике и, следовательно, утратой обществом жизненно необходимой динамики, как и меньшим числом циклов оборота капитала. Принцип, состоящий в том, чтобы систематически и постоянно создавать условия, которые можно назвать наиболее выгодными и цивилизованными, есть главная забота позднего капитализма и современного политического либерализма – идя рука об руку, они будут принимать все более усложненную форму с наступлением неолиберального поворота на заре 1980-х. Механизм этот потребует постоянной заботы – чтобы процветать и множиться до бесконечности. Не обойдется и без «неопалимой купины» – инструмента, который вскоре станет базовым, а позднее позволит раскрутиться на полную мощность: это будет мобильный экран.

2. Экран устанавливает порядки

Стеклянный камин

«Покуда все, буржуазия и рабочие, будут собираться у телевизора, тем самым позволяя себя унижать, нам останется только бессильное отчаяние»[57]. Обвинительная речь Пьера Паоло Пазолини, адресованная телевидению, широко известна, он постоянно высказывался против появления в домах этого предмета, который, на его взгляд, в скором времени парализует тела и умы. Впрочем, будучи поэтом и кинорежиссером, он бичевал вовсе не принцип – подвижное изображение, – а появление «ящика», который вскоре сыграет свою роль в крахе общественной жизни, поощряя человеческую пассивность. Формулировал он это иначе, однако стоит напомнить, в какую сторону все начинало поворачивать. Главное – технология, которая ввиду своего устройства требовала усиленной мобилизации внимания. Все дело в световых импульсах за стеклянной полупрозрачной перегородкой, которые, как горящий камин, притягивают внимание, словно гипнотизируют. Настолько, что вслед за Гастоном Башляром, рассуждающим в работе «Психоанализ огня» о том, как пламя погружает нас в грезы, колдовской эффект можно отнести и к телевизору, который также мог бы стать предметом исследования – например, под названием «Психоанализ электронно-лучевой трубки».

Отличие киноэкрана от экрана телевизора в том, что в первом случае используется прямая проекция, а во втором – обратная, с отправкой электронных сигналов, вызывающих испускание фотонов. Все зависит от выбора канала трансляции, связывающего приемник с телевещателем. Вот мы и сидим, как привязанные, ведь любой телеканал – уникальный источник программ. Кино же – плод творческого замысла, и каждый волен идти или не идти в кинотеатр (кстати,