Гносеологические аспекты философских проблем языкознания - Владимир Зиновьевич Панфилов

Вместе с тем можно высказать предположение, что существует известный параллелизм между степенью развития способности к абстракции и обобщению и степенью отхода материальной стороны языковых единиц от символичности (иконичности).

Наиболее дискуссионным продолжает оставаться вопрос о природе второй, идеальной стороны билатеральных языковых единиц. И это не случайно, так как данный вопрос имеет кардинальное методологическое значение не только для языкознания, но и для ряда других наук (философии, семиотики, психологии и др.).

В рамках теорий, полагающих, что билатеральная языковая единица является языковым знаком в целом, идеальная сторона языковой единицы (значение, десигнат) также рассматривается как знаковая по своей природе, т.е. утверждается, что она не является образом (в гносеологическом смысле) тех явлений объективной действительности, с которыми эта языковая единица соотносится.

Сторонники указанной точки зрения считают даже, что положение о знаковой природе идеальной стороны языковых единиц вполне согласуется с марксистско-ленинской теорией познания и что противоположная точка зрения есть дань вульгарно-материалистическому подходу к решению этой сложной проблемы. Так, например, А.А. Белецкий пишет:

«Пожалуй, те, которые говорят о слове (или какой-либо другой величине семантического уровня), как о (лингвистическом) знаке познавательного знака (!! – В.П.), ближе к творческому марксизму, чем те, которые в смысловой стороне языковых величин видят только „образы предметов“» (разрядка наша. – В.П.).

И далее:

«…всякая действительность (включая и человеческое сознание) познаваема, однако полагаю, что вопрос о познаваемости или непознаваемости действительности не имеет отношения к вопросу о смысловой стороне языкового знака»[85].

С подобного рода утверждениями трудно согласиться.

В самом деле, естественный язык выступает как необходимое средство осуществления абстрактного, обобщенного человеческого мышления и познания, а поэтому результаты этого познания не могут быть принципиально иной природы, чем идеальная сторона языковых единиц. Ведь содержание понятий выражается посредством слов или словосочетаний, содержание суждения – посредством предложения, и если эти языковые единицы являются знаками в обеих их сторонах – материальной и идеальной, – то и содержание понятий и суждений, содержание мышления человека, его сознание также не может не быть знаковым по своей природе. Высказывается мнение, что из принципа знаковости билатеральных единиц в целом еще не следует, что человеческое мышление и познание также является знаковым, так как формы чувственного познания объективной действительности (ощущения и восприятия) являются результатом ее непосредственного воздействия на органы чувств и, следовательно, не зависят от языка[86]. Не говоря уже о том, что процессы чувственного и абстрактного, обобщенного познания происходят в постоянном взаимодействии друг с другом, положение о знаковом характере второго из них и незнаковом – первого означает лишь, что на высшей ступени человеческого познания результаты его низшей ступени преобразуются таким образом, что приобретают знаковый характер. Итак, из положения о знаковом характере идеальной стороны языковой единицы неизбежно следует вывод (его и делают многие авторы) о знаковом характере специфически человеческого, т.е. абстрактного, обобщенного познания, вывод о том, что в процессе этого познания не происходит отражения объективной действительности.

В некоторых направлениях современной семиотики, ведущей свое начало от Ч. Пирса, вразрез с предшествующей философской традицией[87] в понятие «знак» наряду со знаком в собственном (узком) смысле включаются также неязыковые иконические знаки (знаки-копии), которые в отличие от первых обладают сходством, подобием с теми объектами, в отношении которого они выступают в знаковой функции[88]. При таком расширении объема понятия «знак» идеальная сторона языковой единицы также может рассматриваться как знаковая по своей природе. Иначе говоря, при этом подходе не только ее материальная сторона, но и билатеральная языковая единица в целом может определяться как «знак». Однако возникает вопрос, насколько оправдан такой подход и какова его философская основа. Остается фактом, что материальные стороны двусторонних языковых единиц действительно обладают знаковой природой, так как у них нет сходства, подобия с теми объектами, в отношении которых они выполняют знаковую функцию, что является условием ее осуществления. Имеющиеся во всех языках изобразительные и в особенности звукоподражательные слова, которые обладают некоторыми чертами сходства с соответствующими объектами, как уже говорилось выше, в принципе не меняют этого положения. В то же время идеальные стороны языковых единиц имеют существенные черты сходства, подобия с соответствующими объектами, и, следовательно, им не свойственна знаковая в собственном смысле этого слова природа. Таким образом, под понятием языкового знака, если таковым считать билатеральную языковую единицу в целом, подводятся совершенно различные в этом отношении сущности. Но как в свое время остроумно заметил Ф. Энгельс,

«…мышление, если оно не делает промахов, может объединить элементы сознания в некоторое единство лишь в том случае, если в них или в их реальных прообразах это единство уже до этого существовало. От того, что сапожную щетку мы зачислим в единую категорию с млекопитающими, – от этого у нее еще не вырастут молочные железы»[89].

Вместе с тем нельзя не видеть и того, что операция подведения под понятие языкового знака и материальной, и идеальной стороны языковой единицы имеет совершенно определенный философский (гносеологический) смысл: в этом случае или по существу снимается сама проблема того, отражается ли объективная действительность в языковых значениях, а в конечном счете и человеческим мышлением, поскольку язык является средством его осуществления и существования, или даже делаются выводы о знаковом характере человеческого знания в целом.

Идеальной стороне билатеральной языковой единицы нет оснований приписывать знаковую природу также и потому, что она не может выполнять и не выполняет знаковой функции. Ведь идеальное, которое имеет в виду говорящий в процессе высказывания в этом своем качестве, само по себе не воспринимается слушающим и поэтому не может представлять, замещать что-либо для слушающего[90]. Более того, в том отрезке речевой цепи, который локализуется между говорящим и слушающим, имеются только звуковые волны, т.е. только материальные стороны языковых единиц. Идеальные стороны билатеральных языковых единиц в этом отрезке речевой цепи не присутствуют, поскольку, как и всякое идеальное, они не могут существовать вне той высшей формы материи, вне того субстрата, продуктом которого они являются, т.е. вне мозга говорящего и слушающего. И лишь только потому, что у говорящего и слушающего как у носителей одного и того же языка, с соответствующими материальными сторонами языковых единиц связываются приблизительно одни и те же значения, слушающий, как носитель того же языка, воспринимая первые из них, затем ассоциирует с ними приблизительно те же значения, что и говорящим, благодаря чему, а не непосредственному восприятию значений языковых единиц, и достигается взаимопонимание