Конфликты низкой интенсивности в американской военно-политической стретегии в начале XXI века - Владимир Игоревич Батюк
Перспективное гиперзвуковое оружие, так же как и HTV-2, должно использовать гиперзвуковой планер для доставки конвенционального боезаряда, но может быть развернуто на ракете-ускорителе меньшей по сравнению с HTV-2 дальности и, следовательно, нуждается в передовом наземном или морском развертывании. Приблизившись к цели, платформа сможет использовать маневрирование и систему точного наведения.
После первого удачного испытания в 2011 г. (второе испытание в 2014 г. провалилось) система, первоначально планируемая как альтернатива HTV-2, стала основным проектом создания гиперзвукового планера в рамках программы конвенционального БГУ. Начиная с 2010 фин. г. его финансирование последовательно увеличивалось, составив в 2018 г. 197,4 млн. долл.[33] В октябре 2017 г. Министерство обороны США успешно провело полетный эксперимент с «масштабированной» версией AHW, назначив второе испытание на 2019 г. Кроме того, планируется «продолжить исследования стоимости, поражающей способности, аэродинамических и тепловых характеристик будущей системы»[34].
Конгресс США при обсуждении военного бюджета рассматривает ряд других программ, отвечающих задачам и миссии БГУ: баллистические ракеты наземного базирования, баллистические ракеты подводных лодок большой и средней дальности, стратегические бомбардировщики, крылатые ракеты «Томагавк», гиперзвуковые крылатые ракеты, гиперзвуковой прямоточный воздушно-реактивный двигатель (scramjet), а также глобальный удар передового базирования (Forward-Based Global Strike) — размещение баллистических ракет большой дальности наземного базирования за пределами территории США.
В 2017 фин. г. бюджетный запрос Министерства обороны США[35] включал 181,3 млн долл. на разработку программ БГУ. В рамках этой общей суммы 174 млн долл. было выделено на перспективное гиперзвуковое оружие Армии США по линии инженерных работ над альтернативной головной частью/боезарядом. Запрос также включал 2 млн долл. на испытания и демонстрацию концепции гиперзвукового скольжения, которые «предназначены для проведения как наземных, так и летных испытаний» для получения данных, необходимых для обоснования потенциальной программы закупок. Указанный бюджетный запрос также включал 3,3 млн долл. на исследования конвенционального БГУ и 2 млн долл. США на разработку испытательного полигона. Такая структура запроса наряду с планами продолжения программы испытаний перспективного гиперзвукового оружия Армии США говорила о том, что Министерство обороны движется в направлении разработки и развертывания системы с использованием планера указанной программы и ракетоносителя средней дальности, вероятно, морского базирования.
Конгресс одобрил запрос Министерства обороны в размере 181,3 млн долл. для обеспечения разработки программ БГУ в законе «Об утверждении ассигнований на национальную оборону на 2017 фин. г.»[36]. В разделе 1688 указанного закона Конгресс поручает министру обороны США принять решение о переходе к следующему этапу программы к 30 сентября 2020 г. или не позднее чем через восемь месяцев после успешного завершения второго летного испытания промежуточной дальности. Закон также ограничивает средства, выделенные на БГУ, 75 % утвержденной суммы до тех пор, пока руководство Министерства обороны не представит в Конгресс отчет о наличии требований к боевому истребителю для «ограниченного оперативного конвенционального быстрого удара» и доказательства, соответствуют ли план и график программы БГУ этим требованиям. Очевидно, эти положения отражают озабоченность Конгресса темпами и направлением реализации программы конвенционального БГУ.
1.3 Военно-политические аспекты
Проблематика разработки американских ВТО большой дальности неразрывно связана с несколькими внутренними и внешними военно-политическими аспектами.
Проблема соответствующего уровня разведданных. Генерал Джеймс Картрайт, командующий Стратегическим командованием ВС США в 2004–2007 гг., на слушаниях в Сенате в 2005 г. заявил, что потенциал БГУ гораздо шире, чем доставка оружия к цели, что «он также включает возможности быстрого планирования, повышения точности и скорости сбора разведданных и применения этих разведданных к цели для понимания результата, которого мы хотим достичь»[37]. Комментируя это заявление, авторы доклада Центра исследований проблем нераспространения им. Джеймса Мартина указывают на то, что на процесс принятия решений и соответствующее планирование может отводиться не более часа (в соответствии с концепцией БГУ), предъявляют к разведсообществу США беспрецедентные требования[38]. Это мнение подтверждают слова Майкла Хайдена, директора ЦРУ в 2006–2009 гг., который в 2007 г. заявил, что нанесение любого удара с использованием систем БГУ должно быть основано на информации чрезвычайно высокого качества: «Если вы собираетесь нанести внезапный удар… <…>… то он должен быть подкреплен очень вескими, очень убедительными разведданными»[39]. Существует вероятность, что эти разведданные впоследствии придется предъявить широкой общественности, чтобы продемонстрировать как военную необходимость, так и временные ограничения, приведшие к принятию решения об атаке. По этому поводу эксперт Исследовательской службы Конгресса США Эми Вулф отмечает, что «большинство аналитиков сходятся во мнении, что Соединенные Штаты пока не имеют возможности удовлетворить требования, предъявляемые БГУ к качеству разведданных»[40].
Роль в военной доктрине США. Администрация Дж. Буша-младшего впервые подняла вопрос об использовании конвенциональных ракет большой дальности (единственные системы, которые действительно отвечают задаче нанесения удара в любой точке мира в течение 60 минут, это МБР наземного и морского базирования) в Обзоре ядерной политики (далее — Ядерный обзор) 2001 г., предложив концепцию новой триады. Эта концепция объединила ядерные ракеты большой дальности и конвенциональное оружие высокой точности в единую категорию ударных наступательных вооружений, аргументируя это тем, что возможность применения ВТО в обычном оснащении предоставит военно-политическому руководству США дополнительные инструменты в кризисной ситуации, тем самым уменьшая вероятность использования ядерного оружия. Те характеристики баллистических ракет (высокая надежность и боевая готовность, дальность, скорость, поражающая способность и пр.), которые сделали их ключевым элементом ядерного сдерживания в ХХ веке, представлялись американской администрации весьма эффективными для целей сдерживания XXI века.
Хотя Министерство обороны весьма сдержанно комментировало вероятность связи между развертыванием конвенциональных баллистических ракет большой дальности и сокращением развернутых ядерных сил, такие ракеты могли бы устранить необходимость использовать ядерное оружие против определенного набора целей, предназначенных к уничтожению ядерным оружием[41]. Теоретически это могло открыть возможности для дальнейшего сокращения развернутых ядерных сил.
В последние годы, однако, ряд американских экспертов и военных высказываются против замены ядерного оружия на конвенциональные вооружения в военном планировании США. Они отмечают, что, несмотря на способности поражать многие «ядерные» цели, обычные вооружения не имеют равноценного потенциала сдерживания, поскольку у них отсутствует необходимый психологический эффект.
Такой подход лежит в основе современного понимания роли конвенционального ВТО большой дальности в качестве «нишевого» оружия, которое может применяться для поражения ряда стратегически важных целей, против которых в противном случае использовалось бы ядерное оружие. Так, в 2008 г., выступая в Палате представителей, генерал Кевин Чилтон, командующий Стратегическим командованием в 2007–2011 гг., заявил, что этот вид оружия может «добавить “дополнительную стрелу в колчан” для борьбы с возникающими угрозами, против которых мы
