Конфликты низкой интенсивности в американской военно-политической стретегии в начале XXI века - Владимир Игоревич Батюк

В феврале 2012 г. заместитель министра обороны по политическим вопросам Джеймс Миллер отметил, что такие программы, как конвенциональный БГУ, могут помочь укрепить сдерживающие функции неядерного элемента вооруженных сил США[43]. Но современный военно-политический дискурс указывает на то, что он имел в виду потенциал этих систем по усилению конвенциальных возможностей Вашингтона, а не их способность заменить собой ядерное оружие.

Ядерное табу. Меньшая политическая ангажированность ВТО, то есть отсутствие политико-психологического табу на его применение (в отличие от ядерного табу) также вызывает ряд закономерных вопросов о более низком по сравнению с ядерным оружием пороге применения ВТО в международных конфликтах. Сторонники развития программ БГУ в США утверждают, что разрабатываемые высокоточные вооружения расширяют возможности нанесения конвенционального удара ВС США и снижают вероятность использования ядерного оружия в случае необходимости поразить удаленную цель в короткий промежуток времени. Однако до сих пор Вашингтон еще не сталкивался с ситуацией выбора между применением ядерного оружия или невозможностью нанести удар. Всегда в распоряжении вооруженных сил США находились другие виды обычных вооружений, даже если время доставки заряда к цели исчислялось часами или днями.

Ошибочное распознавание системы БГУ. Запуск американской ракеты в конвенциональном оснащении на стратегическом носителе может быть неверно распознан системой радаров раннего предупреждения третьих стран в качестве запуска ракеты, несущей ядерный заряд, что способно спровоцировать ответный ядерный удар. В частности, критики программ БГУ утверждают, что если в ходе конфликта США запустят такие ракеты, государства с недостаточно развитыми спутниковыми возможностями и системами уведомления о запуске (например, Китай) или деградирующими системами предупреждения о ракетном нападении (например, Россия) могут сделать вывод о том, что против них осуществляется ядерная атака[44]. Кроме того, поскольку многие потенциальные цели систем БГУ расположены южнее территории России и Китая, а маршруты баллистических ракет США исторически проходили над Северным полюсом, для поражения цели баллистической ракете большой дальности в обычном оснащении, вероятно, также придется следовать траектории, пролегающей над указанными странами. На протяжении достаточно большого отрезка этой траектории ничто не будет указывать на то, что ракета не нацелена на объект, находящийся на территории России или Китая. Возможность подобного неверного распознавания усугубляется коротким подлетным временем этих ракет, что не оставляет Москве и Пекину достаточно времени для эффективной оценки угрозы и реагирования собственными силами. В таких обстоятельствах Россия и Китай могут прийти к ошибочному выводу, что у них нет другого выбора, кроме как нанести «ответный» ядерный удар.

В августе 2008 г. Национальная академия наук США опубликовала доклад «Конвенциональный быстрый глобальный удар США: проблемы 2008 года и будущего» (U.S. Conventional Prompt Global Strike: Issues for 2008 and Beyond). Авторы доклада признали легитимность опасений по поводу возможности указанной ошибки, но пришли к выводу, что эта возможность не должна препятствовать реализации программы БГУ. В исследовании отмечалось, что на протяжении многих лет, в течение которых США и Россия осуществляли наблюдение и распознавание запусков сотен баллистических ракет, они продемонстрировали способность «аккумулировать достаточно данных для определения их траектории и, следовательно … их цели»[45]. В то же время в докладе указывалось на то, что риск неверной интерпретации ракетного пуска может возрасти, если Соединенные Штаты станут использовать ракетно-планирующие технологии для осуществления задач БГУ, поскольку способность третьей страны предсказать траекторию и цель такой системы будет ограничиваться тем фактом, что подобные системы могут маневрировать и менять направление после запуска. Кроме того, авторы исследования предупреждали, что использование новых, исключительно конвенциональных пусковых установок или средств доставки не обязательно уменьшит указанный риск, поскольку «между ядерными и обычными системами просто не существует “четкой границы”, когда речь идет о системах сравнительно большой дальности».

Стратегическая стабильность. Влияние программ высокоточных неядерных систем большой дальности на отношения стратегической стабильности между Россией и США следует рассматривать в двух плоскостях.

С точки зрения узкой, традиционной трактовки стратегической стабильности конвенциональное ВТО большой дальности значительно уступает как по своим боевым характеристикам, так и в плане сдерживания и тактическому, тем более стратегическому ядерному оружию. За исключением варианта массированного удара с применением обычного ВТО — вероятность которого в мирное время практически равна нулю, — такое оружие не представляет прямой угрозы ядерным арсеналам России и США.

Согласно же расширенной трактовке, принятой после завершения холодной войны, разработка систем конвенционального ВТО большой дальности (наряду с глобальной ПРО США, дисбалансом в конвенциональных вооружениях, милитаризацией космоса и киберугрозами) является одним из основных, осложняющих поддержание стратегической стабильности, факторов.

Несмотря на то что в ближайшей перспективе обычное ВТО большой дальности неспособно серьезно подорвать стратегическую стабильность, его роль в контексте дальнейших сокращений ядерных вооружений России и США неизбежно повысится.

Контроль над вооружениями. В ходе переговоров по новому Договору СНВ, подписанному Россией и США 8 апреля 2010 г. и вступившему в силу 5 февраля 2011 г., возникла проблема включения стратегических носителей в обычном оснащении в засчет по правилам Договора. На переговорах российская сторона изначально настаивала на запрете размещения боеголовок в обычном снаряжении на стратегических баллистических ракетах. Соединенные Штаты отвергли это предложение, поскольку оно бы ограничило ведущиеся разработки по программам БГУ. Тем не менее стороны согласились внести в преамбулу Договора положение о «влиянии МБР и БРПЛ в обычном оснащении на стратегическую стабильность»[46], а США согласились, что их баллистические ракеты большой дальности с конвенциональными боезарядами подпадают под ограничения в 700 единиц, а приписанные им боезаряды в обычном оснащении — под ограничения в 1550 единиц, установленные Договором по той причине, что последний не делает различий между ракетами в обычном и ядерном оснащении (предыдущий Договор СНВ от 1991 г. также таких различий не проводил).

С другой стороны, новый Договор СНВ в трактовке Вашингтона[47] не налагает никаких ограничений на разработку гиперзвукового планера, использующего ракету-носитель в качестве стартового ускорителя на разгонной стадии; одним из аргументов американской стороны является то, что траектория полета такого планера не является баллистической. Согласно Договору российская сторона в этой связи имеет право поднять вопрос о новом виде стратегических наступательных вооружений в рамках Двусторонней консультативной комиссии, однако отсутствие согласия между Россией и США по данному вопросу не сможет воспрепятствовать или задержать оперативное развертывание таких систем вооружений.

Однако только наиболее развитые страны обладают достаточными ресурсами для разработки программ ВТО большой дальности. С одной стороны, это может привести к гонке обычных высокоточных