Я — социопатка. Путешествие от внутренней тьмы к свету - Патрик Гагни

где не надо будет постоянно тратить столько усилий, чтобы оставаться невидимкой, где можно будет спрятаться у всех на виду. И однажды меня осенило. Лос-Анджелес! Город, где теперь жил папа, мог дать мне то, о чем я прежде могла только мечтать: возможность мгновенно затеряться в толпе. Огромная территория, миллионы жителей — в Лос-Анджелесе я могла стать кем угодно. Слиться с окружением. Исчезнуть.

Мама не сильно обрадовалась, узнав о моем плане переехать на другой конец страны. Но я стояла на своем, и на то было много причин. Хотя я любила семью, я понимала, что должна уехать от родных подальше не только ради себя, но и ради них. Особенно это касалось сестры: та начала догадываться, что я лишь притворяюсь «хорошей девочкой», и это меня тревожило.

— Посмотри, — сказала она однажды.

Дело было в субботу, мы сидели в подвале. Харлоу на диване рисовала в скетчбуке, я играла в видеоигру. Сестра любила рисовать, особенно хорошо ей удавались карикатуры. Она показала мне свое последнее творение: рисунок персонажа. В центре страницы она нарисовала большую букву «А» и суперженщину в маске и плаще. «КАПИТАН АПАТИЯ, — гласила надпись. — Да здравствуют ложь, несправедливость и анархия!»

Я рассмотрела картинку и слова в облачке над головой героини: «Не бойся! — говорила она. — Капитану Апатии до тебя нет дела!»

— Ого, — тихо вымолвила я. Я лишилась дара речи, что было мне несвойственно. Харлоу усмехнулась.

— Это ты, — гордо проговорила она. — Каат, мой любимый супергерой! — И она весело ускакала на кухню готовить свое любимое лакомство — печенье с шоколадной крошкой, которое она слегка подогревала в микроволновке.

Я же сидела и мрачно разглядывала картинку. Я не знала, почему была не такой, как все, но точно знала, что никакой я не супергерой.

Вот Харлоу — та действительно была моим супергероем. Она была доброй от природы. Ей не надо было бороться с демонами, у нее не было тайн и разрушительных импульсов. Иногда мне казалось, что при рождении мне одной досталась вся тьма, в том числе ее «порция». Меня вечно тянуло не в ту степь, а Харлоу была сама доброта. Я всегда понимала, что мы очень разные, но, когда я увидела Капитана Апатию, мне стало ясно, что Харлоу тоже это знала.

К счастью, колледж мог бы стать идеальным спасением. Если бы я уехала, мне больше не пришлось бы прятаться от мамы и опасаться, что я дурно повлияю на сестру. Я смогла бы жить по своим правилам. Может, деструктивные импульсы сами пропадут, если не надо будет бунтовать? Я подозревала, что так и случится.

Может, тогда я смогу стать нормальной?

Эти слова молнией пронзили мое сознание однажды вечером, и с тех пор я все время об этом думала. Я всегда представляла, каково это — жить без темных импульсов и без накапливающегося напряжения. Сколько себя помню, я всегда робко мечтала об этом, но не слишком надеялась. До недавнего времени.

«Что, если в колледже все будет иначе?»

Поначалу так и было. Жизнь в Лос-Анджелесе казалась раем; я даже чувствовала себя нормальной. В день приезда папа встретил меня в аэропорту, и следующую пару недель мы изучали кампус Калифорнийского университета и обустраивали меня в общежитии. Мне досталась комната на втором этаже здания бывшего женского общежития с видом на Хилгард-авеню. Стеклянные двери от пола до потолка выходили на единственный в здании маленький декоративный балкончик. Я была в восторге от этой комнаты.

Первые несколько дней я жила одна. Мне уже назначили соседку — ее имя было написано мелом на двери рядом с моим, — но я не знала, кто она и когда планирует приехать. Проходили дни, и я начала надеяться, что она вовсе не появится. Но мечты о жизни в одиночестве рухнули за день до начала занятий. Дверь комнаты распахнулась, и порог переступила нереально красивая китаянка. Она тащила за собой несколько громадных чемоданов.

— Я Патрик. Привет, — робко поздоровалась я.

Китаянка взглянула на меня; глаза у нее были красивые, широкие, миндалевидные. Она потянулась в свою бездонную сумку, порылась там пару секунд и достала маленькую серебристую коробочку размером с калькулятор. С одной стороны коробочки находился динамик, с другой — микрофон. Она быстро что-то проговорила в микрофон, и монотонный мужской голос отчеканил на английском ее фразу, произнесенную на мандаринском:

— Рада-знакомству-меня-зовут-Кими.

— Переводчик! — воскликнула я и вытаращилась на волшебную коробочку. — Ты его везде с собой носишь? — Коробочка перевела мой вопрос Кими, и та с энтузиазмом закивала. Кими приехала учиться по программе для зарубежных студентов. Она никогда прежде не бывала в США и не говорила по-английски.

— Пелевотик, да, — сказала она. — Масына. — Она похлопала по коробочке.

— Я тоже рада знакомству, Кими, — произнесла я и, обратившись к коробочке, добавила: — И с тобой, Машина.

«Комната с видом и соседка, которая не может со мной разговаривать, — подумала я. — Кажется, Бог меня любит». Поначалу я радовалась обилию занятий и заданий, мне нравились нагрузки. В свободное от учебы время я бродила по кампусу. Высокая академическая нагрузка и новизна обстановки интеллектуально меня выматывали. По вечерам я падала на кровать и забывалась глубоким сном, а наутро просыпалась бодрой и отдохнувшей. Это было чудесно. Я была полна сил. Я чувствовала себя нормальной. Но так продолжалось недолго.

После первого семестра все как-то замедлилось. Я привыкла, нагрузки уже не казались такими высокими, и ко мне вернулись знакомые неприкаянность и апатия. Я чувствовала копившееся напряжение и сильный стресс, который всегда его сопровождал. Новообретенная свобода никуда не делась, но я больше не ощущала покоя. В отсутствие отвлекающих факторов я поняла, что деструктивные позывы никуда не делись. А поскольку я больше не могла, как в детстве, вылезти в окно, пришлось придумывать что-то новенькое.

— Капитан Апатия, — проговорила я.

Я облокотилась о стену с видом на внутренний двор своего общежития и ждала захода солнца. Внизу раскинулся покатый холм, на котором стоял наш университетский городок. Я полюбила этот вид, особенно под вечер, когда калифорнийское солнце заливало все вокруг кроваво-оранжевым. Внизу какие-то ребята катались на скейтах. Один упал и разбил колено. Другие бросились к нему и помогли встать. Но я не сдвинулась с места.

— Не бойся, Капитану Апатии нет до тебя дела, — прошептала я.

Вздохнув, я повернулась к заходящему солнцу. «Я — парадокс», — пронеслось в голове. Мне не было дела ни до чего, кроме собственного равнодушия. А осознание своего равнодушия побуждало пырнуть кого-нибудь. Но теперь я хотя бы понимала, откуда берется эта