Я — социопатка. Путешествие от внутренней тьмы к свету - Патрик Гагни
— Ничего себе! — воскликнула я, искренне удивившись. — Да вы молодец. — Я взяла сигареты, направилась к выходу и бросила через плечо: — Хорошей вам ночи!
Вскоре я аккуратно поставила «акуру» на прежнее парковочное место у корпуса братства. Я знала, что мое приключение закончилось, но никак не могла заставить себя открыть дверь. Эта машина стала моей декомпрессионной камерой. Гонять по городу на «акуре» Стива оказалось так весело. Мой черно-белый мир наполнился эмоциональным разноцветьем. Сидя в темноте, я заметила, как чувства постепенно испаряются. Я так расслабилась, что почти уснула. Откинулась на кресле. Из динамиков лилась песня U2 «Джошуа Три». Я закрыла глаза и стала придумывать свои слова: «Она переживает накал чувств. / Она бежит, чтобы оставаться на месте».
Именно так я себя и чувствовала, хотя стремление раскрасить черно-белый внутренний мир было совсем не связано с желанием пережить эмоции. Я, скорее, стремилась перенасытиться эмоциями, чтобы обрести внутренний покой и испытать ту же апатию, но без напряжения и «стресса беспомощности».
«Теперь я испытываю комфортную апатию, — размышляла я, — но в какой момент она перестает такой быть? В какой момент комфорт перерастает в дискомфорт?» Я вспомнила, что напряжение всегда сопровождалось «стрессом беспомощности», и подумала: «Все это очень напоминает клаустрофобный тип тревожности». Затем покачала головой, чувствуя растущую досаду. Разве можно одновременно ощущать тревожность и апатию?
Я была в отличном настроении и не хотела об этом думать. Вытеснив эти вопросы из головы, сонно посмотрела в окно. Еще несколько минут я довольная сидела в машине, потом наконец достала ключ из зажигания. Бросила ключи, сигареты и бумажник на пассажирское сиденье, вышла из машины и вернулась в свое общежитие, уже раздумывая, как бы проделать то же самое снова. И вскоре придумала план.
Тот спонтанный угон стал первым из многих. В последующие месяцы я отправлялась в ночные путешествия несколько десятков раз, и теперь они были уже не случайными, а намеренными. В дни, когда я знала, что буду колесить по городу на чужой машине, я не мучилась апатией так сильно, как в остальные. Даже не сам угон, а его ожидание помогало справиться с напряжением.
Когда я поняла, что движет моими импульсами, — как объяснила доктор Слэк, я подсознательно пыталась совершать любые действия, лишь бы приподняться над фоновым апатичным состоянием, — они перестали меня тревожить. Я их нормализовала. «Нормализация — терапевтический инструмент, при помощи которого состояние сознания или система убеждений, которые мы прежде считали “аномальными”, или “неправильными”, начинают восприниматься как “нормальные”, — объяснила доктор Слэк и подчеркнула слово “нормальный” на доске. — Нормализация психических расстройств, особенно различных симптомов психических расстройств, необходима для борьбы со стигматизацией этих симптомов и замены стигмы знанием, пониманием и в конце концов принятием».
Это объяснение глубоко откликалось во мне и вызывало сильную реакцию. Хотя я понимала, что мои деструктивные импульсы «ненормальны» в общепринятом смысле слова, я узнала, что для таких, как я, они типичны.
«Значит, я не ненормальная», — подумала я.
При мысли об этом я неожиданно испытала сильное облегчение. Хотя я никогда не позволяла себе зацикливаться на этом, в глубине души мне всегда было не по себе из-за особенностей своей личности. Хуже всего было то, что я не понимала, что со мной, особенно причины своих разрушительных позывов. Теперь я примерно представляла, что их вызывало, и мне стало намного легче управлять своими реакциями. По сути, от меня требовалось лишь дотянуть до выходных.
В пятницу и субботу вечером почти все студенческие братства и сестринства Калифорнийского университета устраивали грандиозные вечеринки на «общажной улице». Я шла по узкой улице и прислушивалась, в какой общаге громче всего играет музыка и царит самый большой бедлам. Заходила туда, быстро находила самого пьяного студента и ловко освобождала его от ключей. Иногда я гоняла, иногда ездила медленно. Бывало, уезжала очень далеко, а иногда проезжала буквально пару кварталов. Неизменным в каждой поездке было лишь чувство облегчения, которое я испытывала, когда апатию удавалось разогнать, и спокойствие оттого, что мне удалось найти надежное, хоть и временное, решение.
Я осознавала потенциальные последствия своих действий. Если бы меня поймали на чужом автомобиле, мне, вполне вероятно, грозили бы арест и даже тюрьма. Но мне было все равно. «В этом и проблема с такими, как я, — подумала я, остановив “свой” шикарный БМВ у окошка выдачи заказов в бургерной. — Нам все равно». Тюрьмы я не боялась; меня даже привлекала эта перспектива. Я вспоминала подопечных охранника Бобби: тюрьма защищала их от самих себя. Мне было бы даже интересно отсидеть небольшой срок.
В отсутствие всякой стимуляции и возможности покинуть тюрьму будет ли меня по-прежнему тяготить мой черно-белый эмоциональный мир? Отчасти мне даже хотелось это выяснить. Вместе с тем я знала, что вряд ли попадусь. Ни один из студентов не сообщал в полицию об угоне. Обычно они сами отдавали мне ключи, хоть и в нетрезвом состоянии. Они были настолько пьяны, что, наверно, даже не помнили, что у них есть машина, и уж точно не заметили бы пропажи. А на случай, если бы кто-то из них заметил, что машины нет на месте, и догадался, кто ее взял, у меня всегда имелись объяснение.
— А вот и твои чипсы, красавчик, — я бросила пачку «Доритос» своей последней жертве: тот развалился на кресле-подушке в гостиной общежития. Он открыл глаза и потер лоб, безуспешно пытаясь сфокусироваться.
— Привет, красотка, — с улыбкой пробормотал он. — Ты где пропадала?
— Ездила за чипсами, как ты и просил, — проворковала я, наклонилась и чмокнула парня в щеку. — Держи ключи, — я кинула ему ключи, — еще увидимся.
У меня не было ни малейшего желания вступать с ним в разговоры, как и с другими своими жертвами. После целой ночи катания я ощущала приятную усталость и расслабление. Мне хотелось одного: вернуться в общагу и лечь спать. Я улизнула, прежде чем он успел меня удержать.
В ночном воздухе разлилась прохлада, но мне было все равно. Вспомнилась ночь в Сан-Франциско, когда я сбежала с пижамной вечеринки и пошла домой. На улицах не было ни души, в домах все спали. Ночь таила безграничные возможности. Дойдя до общежития, я не стала заходить через парадную дверь. Я пропустила комендантский час; после полуночи двери запирались. Попасть в общежитие можно было, только позвонив дежурному. Но я не собиралась никому сообщать о своих