Заблуждения убеждений. Услышать зов души в мире, одержимом счастьем - Джеймс Холлис

человек наивно ожидает таких же качеств от окружающих. Для многих происходит обратное: первичные объекты, то есть родительские фигуры, оказываются, по сути, богами – могущественными, всесильными, а возможно, карающими или отсутствующими. Однако чаще всего динамика, стратегии и уроки таких переживаний укореняются, становятся нормой и продолжают жить как неосознаваемый жизненный сценарий.

Еще одна базовая идея, запечатленная в психе каждого человека – пусть в бесконечных вариациях, – вращается вокруг темы доверия. Те, кому посчастливилось испытать заботливую и надежную опору, могут неосознанно нести в себе определенную долю наивности – ожидание, что и другие люди в других обстоятельствах окажутся столь же заслуживающими доверия. А для тех, кого предавали, чьи потребности и интересы были проигнорированы или использованы против них, главным вектором внутренней настройки становится общее недоверие – а порой и параноидальная настороженность, определяющая стиль их отношений с миром. (Любой родитель знает, что одно из самых трудных решений воспитания – это попытка угадать, в какой мере стоит защищать ребенка, а в какой – позволить ему столкнуться с неизбежными опасностями, которые несет реальность. Чрезмерная защита порождает наивность и инфантильность, а недостаточная – приводит к травматическим вторжениям, оставляющим глубочайшие шрамы.)

Несколько примеров могут проиллюстрировать это. Каждый человек – от младенчества до старости – пытается «прочитать» мир и уловить его «послание», задаваясь старыми добрыми, но по-прежнему жизненно важными вопросами. Ты всегда будешь рядом или нет? Могу ли я рассчитывать на то, что ты выполнишь свои обещания? Что мне делать, если ты не поступаешь так, как я ожидал или хотел? О чем говорит то, что ты чего-то не делаешь, – о тебе или, возможно, обо мне? Твои действия по отношению ко мне (или их отсутствие) формируют во мне представление о том, кто я. Заслуживаю ли я, такой как есть, твоего интереса или нет? Даже если ты измотан, устал или поглощен своими проблемами, твое отсутствие будет воспринято как знак того, что я недостоин твоего внимания. Как же я буду вести себя в последующих отношениях с людьми? Буду ли я избегать близости, чтобы не повторять эту боль? Буду ли я метаться от одних отношений к другим, отчаянно пытаясь найти того, кто способен заполнить мою внутреннюю пустоту, но неизменно сталкиваясь с тем же самым исходом? Остановлюсь ли я когда-нибудь и осознаю, что мои сложные отношения – это проявление метасюжета, который снова и снова навязывает себя моим сегодняшним отношениям с миром?

Знаменитая картина 1781 года «Ночной кошмар» швейцарского художника Генриха Фюссли[10] с драматизмом изображает столкновение с силами бессознательного, которые порой приходят к нам во снах. Она наглядно передает состояние, в котором человек оказывается захваченным содержимым глубин бессознательного. Хотя история пациентки Наоми не столь драматична, она тоже оказалась захваченной этими силами. В детстве она росла в большой и бедной семье, где на нее возложили обязанности взрослого: она должна была заботиться о младших братьях и сестрах. Ее собственные желания, право на радость и благополучие были вытеснены. Когда во взрослой жизни Наоми обрела богатство и социальные блага, кризис, вызванный разрывом с мужем, вновь активировал ее старый жертвенный сценарий. Он пробудил в ней страх снова остаться ни с чем, чувство потери, борьбу за ресурсы. Под его влиянием она стала мстительной, алчной и лживой – теперь уже не жертвой, а той, кто отбирает свое любой ценой. Мысли о справедливости и взаимности исчезли: она прятала деньги, лгала под присягой, стремилась во что бы то ни стало вернуть то, что, по ее убеждению, принадлежало ей по праву. Этот новый образ дал ей ощущение власти и избавил от необходимости вновь переживать боль утраты, нужды и унижения. Теперь не мир диктовал ей условия, а она сама брала то, что считала своим. Но вместе с этим Наоми перечеркнула собственные моральные принципы, став человеком, с которым прежде никогда бы себя не ассоциировала. Ее бывший партнер даже начал видеть сны о том, как Наоми доминирует над ним, так его психе пыталась усвоить того «нового» человека, которым она, как ему казалось, стала. Но дело было не в том, что она превратилась в кого-то другого. Скорее благодаря метаистории она вновь стала той, кем была когда-то, – той, кто однажды поклялся больше никогда не становиться жертвой. Потрясение, способное выбить почву из-под ног – как это часто бывает при разводе, – пробудило старый сюжет, который, восстав из глубины, образно говоря, уселся у нее на груди и узурпировал текущую реальность.

Так бывает, когда метасюжет поднимается на поверхность и начинает управлять сознательной жизнью, пока не исчерпает заложенную в нем энергию.

Точно так же, как Скарлетт О'Хара в «Унесенных ветром» клянется, что больше никогда не будет бедной, и превращается в жадную, неукротимую хищницу, так и Наоми стала полной противоположностью той обездоленной девочки, которой была в детстве. Но теперь – ценой страданий своих уже взрослых детей и бывшего мужа, ценой утраты собственного тепла и щедрости – она подчинилась мстительному и карающему ангелу, который поднялся, чтобы защитить ее. Метасюжет долгие годы незримо присутствовал в ее жизни, и когда настал решающий момент, он захватил власть – сделав жертвами всех.

Когда-то беспомощная, теперь она оказалась во власти силы – но это была иллюзорная, ложная сила, питаемая старым нарративом.

Ранее я писал о двух мужчинах пятидесяти с лишним лет, каждый из которых прошел через три брака, разрушенных страхом перед тем, что его бросят. Оба они, будучи десятилетними детьми, видели, как мать ушла с незнакомым мужчиной и больше не вернулась. Из этих психологических руин вырос метасюжет: «Если я не могу рассчитывать на нее, почему я должен полагаться на тебя?» Хотя такая интерпретация событий не лишена ошибок, она является логическим следствием той травматичной утраты и, как следовало ожидать, приводит к тому, что Фрейд называл «вынужденным повторением». Сила метасюжета была такова, что он загнал мужчин в ловушку чрезмерного подозрения к супругам: они прослушивали телефоны, а в одном случае даже требовали пройти детектор лжи, после того как частный детектив не нашел доказательств измены. По сути, детский страх быть брошенным оказался столь велик, что стал единственной линзой, через которую они воспринимали своих партнерш. Со временем жены этих мужчин, не выдержав постоянного контроля и подозрений, ушли и тем самым невольно подтвердили послание их метасюжета: «Видишь, и этой нельзя было доверять, она оказалась такой же, как я и опасался».

В обоих случаях реальная личность человека, со всеми ее возможностями выбора и естественной способностью к взрослению, была вытеснена архаичным посланием: «Они предали тебя