Я — социопатка. Путешествие от внутренней тьмы к свету - Патрик Гагни

— Девица из приемной впустила. — Он уселся напротив на диван.

— Кто бы сомневался, — пробормотала я.

— Ну, чем займемся? — спросил он. — Куда пойдем?

Мы планировали выпить после работы, но мне вдруг расхотелось. Я сморщила нос.

— Не знаю, — ответила я, — в бар что-то не хочется.

— Тогда поехали ко мне, — слишком поспешно ответил он. — Как раз хотел поставить тебе один трек в музыкальной комнате. — «Музыкальной комнатой» Макс называл подвал без окон, где находились настоящая оборудованная студия звукозаписи и впечатляющая коллекция музыкальных инструментов и артефактов. В этой комнате можно было затеряться и забыть о времени, и Макс часто этим пользовался.

— Музыкальный абьюз, — усмехнулась я. Мне не нравилось, когда музыканты вынуждали меня слушать новую музыку: я чувствовала себя заложницей. Это было худшее в работе музыкального менеджера.

— Да ладно тебе, — рассмеялся Макс.

— Клянусь, вы, музыканты, все одинаковые, — проворчала я. — Неважно, продали ли вы одну песню или десять миллионов. Когда музыкант ставит свою музыку и заставляет меня слушать, я чувствую себя как под дулом пистолета. Но, к счастью, я отмучилась, — заметила я, — я больше не музыкальный менеджер.

В отличие от Дэвида, Макс был категорически не согласен с моим решением уйти. Он ухмыльнулся.

— Неправда, — напомнил он мне. — Разве не твоя подруга завтра выступает в «Рокси»?

Я нехотя кивнула. Завтра у Эверли был последний концерт, резидентство ее группы в клубе заканчивалось. Это вызывало у меня смешанные чувства: с одной стороны, я была готова покончить с шоу-бизнесом раз и навсегда, с другой — не знала, как Эверли на это отреагирует.

— Она, — ответила я.

— Значит, технически ты все еще музыкальный менеджер. Впрочем, какая разница? Меня не интересует твое профессиональное мнение. — Он встал с дивана с торжествующей улыбкой. — Пойдем, — сказал он. — Поезжай за мной на своей машине.

Я посмотрела в окно, и взгляд упал на горы, опоясывающие Беверли-Хиллз с северной стороны. У меня возникла идея.

— Давай лучше ты за мной, — предложила я.

Я сидела на скамейке у рояля в маленьком коттедже на Малхолланд-драйв и любовалась закатным небом сквозь дыру в крыше. Табличка во дворе оповещала, что дом официально выставлен на продажу. Над головой послышались шаги; Макс спустился по лестнице.

— Обалденное место, — выпалил он. — Была наверху?

Макс не стал дожидаться ответа и сел на скамейку, достаточно близко ко мне.

— Если будешь покупать дом, бери и рояль, — сказал он. Я встала и начала бродить по гостиной, а Макс тем временем приподнял крышку и начал рассеянно перебирать клавиши. — Ты связывалась с риелтором?

Я покачала головой:

— Пока нет.

— Поспеши, — ответил он, — иначе я тебя опережу. — Он взял несколько аккордов.

— Повезло тем, у кого нет финансовых ограничений, — съязвила я.

— Или моральных, — парировал он.

Я закатила глаза и села на старый двухместный диванчик в углу.

— С каких это пор ты захотел уютный домик с белым штакетником?

— Могу поделиться, — подмигнул он мне.

Я неопределенно кивнула. Мои веки отяжелели: Макс наигрывал блюзовую мелодию, отчего меня слегка сморило.

— Только смотри не усни, — крикнул он.

— Засыпаю, — ответила я.

Он внезапно заиграл энергичный припев песни Фредди Меркьюри «Убийственная королева». Я рассмеялась:

— Обожаю эту песню.

— Неудивительно.

Он продолжал наигрывать мелодию, замедлил темп и, казалось, почти импровизировал, меняя тональности. Наконец остановился на мелодии в среднем темпе. Я ее не узнала и склонила голову набок.

— Новая песня? — спросила я. — Что это?

Он не ответил и запел. Прозаичные и резкие слова контрастировали с нежной мелодией. Это была не песня, а любовное письмо к девушке-социопатке. Я подождала, пока он допоет.

— Ну как? — спросил он после секундного затишья.

Я медленно покачала головой, даже не пытаясь скрыть дискомфорт.

— Непохоже на тебя, — ответила я. — Ты обычно не такое играешь и пишешь. Эта песня… как говорится, в самое сердце.

Он улыбнулся и повернулся ко мне лицом.

— Что я могу сказать? — ответил он. — Я расту.

Я уставилась на дощатый пол. Одна доска треснула, и в трещину забежал паучок. Я проводила его взглядом; он скрылся в темноте. Я восхищенно вздохнула. «Хотела бы я быть этим паучком», — подумала я.

Повисло неловкое молчание. Потом Макс встал и подошел ко мне, наклонился, взял меня за руку и потянул, заставив подняться. Притянул к себе, обнял за талию и прижался щекой к моей щеке. Снаружи поднялся ветер. Мы медленно покачивались из стороны в сторону. Мне хотелось кричать. Но я не закричала.

Вместо этого я покорно опустила голову ему на плечо и попыталась запомнить вкус последних секунд нашей дружбы, которая с самого начала была обречена.

— Зачем? — наконец спросила я. — Зачем ты сыграл мне эту песню?

Я и так знала ответ.

— Затем, что люблю тебя, — сказал он.

Ну вот. Три заветных слова. Насколько проще была бы моя жизнь, если бы наши три заветных слова совпадали.

Я заранее знала, на что будут похожи отношения с Максом. Знала, что это будет здорово. В этих отношениях будет и веселье, и полет фантазии, и бесшабашность, и экстрим, и свобода, и легкость. Мне ни дня не придется работать, если я решу провести свою жизнь с Максом — и в прямом, и в метафорическом смысле. Я смогу полностью отдаться своей темной стороне. Она и сейчас взывала ко мне «Давай же, — науськивала меня она. — Используй его без остатка». Я подумала о том, насколько легко было бы взять три его заветных слова и притвориться, что они совпадают с моими.

Он произнес их без дрожи в голосе, будучи уверен в своих словах. Его лицо находилось совсем близко, губы касались моего виска. Я подняла подбородок и посмотрела на него. Его глаза вновь заставили вспомнить о Большой голубой дыре. Когда он поцеловал меня, мне захотелось пойти на дно.

Его поцелуй воплощал в себе все, о чем всегда мечтала моя темная сторона. До чего притягательной казалась эта бездна! Она сулила свободу, отпущение грехов и потакание всем моим капризам, и на секунду я даже пошатнулась, ощутив взрывоопасное притяжение, существование которого отрицать было невозможно.

Макс взял мое лицо в ладони. Я крепко зажмурилась. «Боже, — подумала я, — ну почему, почему нельзя просто поддаться?»

Жизнь с таким человеком, как Макс, стала бы для меня путем наименьшего сопротивления. Макс не восторгался добродетелью: его восхищала тьма. Во тьме я смогла бы спрятаться от правды. А правда заключалась в том, что я любила Макса, но это чувство было нездоровым. И ни к чему хорошему оно бы не привело. С ним я могла бы остаться такой, какой