Я — социопатка. Путешествие от внутренней тьмы к свету - Патрик Гагни

Я чувствовала себя невидимой. Это было мое любимое состояние. Но у невидимости имелась обратная сторона. «Одно дело — носить маску, которую выбрал сам, — подумала я, разглаживая складки на платье, — и совсем другое — втискиваться в костюм, который выбрали для тебя».

Такое не раз происходило с людьми, знавшими о моем диагнозе. Черты моей личности, которых они не замечали или не желали замечать, вызывали у них дискомфорт, и им хотелось «принарядить меня», облечь в собственные представления о том, как должен чувствовать, вести себя и реагировать социопат. Это был чистой воды самообман, но им казалось, что их обманываю я: они придумывали себе фантазию, а потом, когда их выдумка рассыпалась, винили меня. Это очень меня тревожило и выбивало из колеи.

Я медленно спустилась по лестнице. В гостиной сквозь дыру в крыше водопадом лился солнечный свет. Взгляд упал на рояль, и я помрачнела. Правда заключалась в том, что одной мне было лучше. Не потому, что я не любила людей и человеческую компанию, а потому, что не могла удержаться, чтобы не начать соответствовать их ожиданиям. Я давно поняла, что, поскольку не умела налаживать контакт традиционными способами, моя личность вела себя как зеркало. Я также знала, что склонна становиться такой, какой меня хотели видеть окружающие, потому что мне это было на руку. Где лучше всего прятаться? Конечно, на самом виду. Когда я начинала зеркалить интересы окружающих, это завораживало их до такой степени, что они не замечали фальши. Не обращали внимания на то, что я очень громко смеюсь, достаточно редко плачу, смотрю и не моргаю.

«Поверхностное обаяние…» — подумала я. Первый пункт чек-листа Клекли, главная черта «классического» социопата, примета человека речистого, но неискреннего в межличностном общении. Как точно меня это характеризовало! Люди, впрочем, не догадывались, что социопаты приобретают это обаяние не в результате некой добровольной сделки с дьяволом. Это копинговый механизм, рожденный необходимостью. Я редко прибегала к нему для манипуляций; как и многие другие социопаты, я пряталась за ним, чтобы скрыть свои социопатические черты, так как это было необходимо для выживания. Я делала это не потому, что боялась, а потому, что знала: окружающие меня боятся. А люди склонны отворачиваться от своих страхов, хотя некоторых они, напротив, притягивают.

Снова зазвонил телефон, и я приготовилась увидеть сообщение от Макса. Но писал отец: «Заеду за тобой в 21».

Прочитав его сообщение, я расслабилась. Папа поймет, как поступить. Он обладал безграничным терпением и никогда меня не осуждал. У него получалось говорить со мной на равных и оставаться объективным. Он не мог поставить себя на мое место, но умел рассуждать рационально. В этом я и нуждалась: в человеке, который способен мыслить логически, без примеси эмоций и у которого нет на меня собственных планов.

День на работе прошел без происшествий. Я вернулась домой и сидела на крыльце. Папа уже выехал, но я не находила себе места. Пересчитывала кирпичи на крыльце, коротая время, и наконец двор осветили фары. Я вскочила и выбежала навстречу отцу.

— Извини за опоздание, — сказал он, когда я открыла дверь машины. Я кивнула, села и прислонилась щекой к окну. Отец с любопытством взглянул на меня: — Все в порядке?

Не успел он вырулить на улицу, как я заговорила. С ним я могла рассуждать о чем угодно. Сначала я объяснила, что решила уйти из шоу-бизнеса. Слова лились рекой, я призналась, как опасна для меня эта работа. Рассказала о своей научной работе, практике в центре психологической помощи, о том, что надеялась помочь людям, как бы странно это ни звучало.

— Я понимаю, как это выглядит, пап, но в этой работе неважно, что я социопат. Возможно, это даже плюс. — Я задумчиво теребила ремень безопасности. — Мои пациенты не ждут от меня эмоций, понимания, налаживания взаимосвязи. Они даже не ждут, что я буду говорить. Я должна лишь наблюдать. — Мне пришла в голову подходящая аналогия. — Это похоже на проникновение в чужие дома, только в психологическом смысле. Я проникаю не в дома, а в головы.

Он молчал, но слушал меня внимательно. Когда я договорила, он глубоко вздохнул.

— Хорошо, — сказал он, — давай сначала обсудим работу. Я понимаю твои опасения, Патрик, но увольнение — серьезный шаг. Это безответственно.

Я была с ним не согласна.

— Безответственно продолжать вращаться в нездоровой среде, — ответила я. — Ты должен понять: пустить социопата в шоу-бизнес — все равно что поручить лисе охранять курятник. Искушения на каждом шагу, а я очень плохо умею себя контролировать. — Я задумалась, как сформулировать следующее признание. — Помнишь Джинни Крузи?

Отец молча выслушал мой рассказ о проделках Джинни. Я во всех подробностях рассказала, как она меня шантажировала, о письмах и звонках. Призналась, что выслеживала ее и стояла у нее во дворе, испытывая желание причинить ей вред, и объяснила, почему не донесла в полицию.

— Я прекрасно понимаю, что вела себя безрассудно, — заключила я и вздохнула с облегчением: — Поэтому и решила пойти в полицию.

Отец аж побелел от услышанного.

— Патрик, — тихо и напряженно проговорил он, — давно это длится?

— Около года.

Он покачал головой, пытаясь собраться с мыслями. Затем устало потер глаза: он часто делал так еще в Сан-Франциско. Увидев этот жест, я догадалась, что он раздосадован моей неспособностью понять какую-то очевидную для него вещь; и с годами ничего не изменилось: я до сих пор не понимала причины его досады.

— Пап, — спокойно произнесла я, — отдышись. Все в порядке.

— В порядке? — воскликнул он и взглянул на меня как на ненормальную. — Как ты можешь говорить, что все в порядке, когда имела дело с этой сумасшедшей, с этой… — Он не закончил. Я утешительно кивнула.

— С этой социопаткой? — рассмеялась я.

— Я не это хотел сказать, — огрызнулся отец.

— Почему же? — с мягким укором проговорила я. — Социопаты именно так себя и ведут. Используют окружающих, не испытывая ни сострадания, ни страха перед последствиями.

Он неловко заерзал на сиденье.

— Но ты не такая, — сказал он.

— Точно? — спросила я. — Ты слышал, что я сейчас тебе рассказала? Я такая же, пап. — Я сложила руки на груди. — Видишь? В этом и проблема. Я сама не знаю, кто я, не больше твоего.

Он нахмурился, на миг перестал следить за дорогой и повернулся ко мне.

— Нет, Патрик, — спокойно