Охота во тьме. Планета проклятых - Никита Андреевич Борисов

Он скользил между ударами существа, уворачиваясь от атак, которые рассекали камень как масло, оставляя в граните глубокие борозды, светящиеся от жара. Одно неверное движение означало верную смерть — не просто прекращение жизни, но нечто гораздо худшее. Он видел, что случается с теми, кого эти существа захватывают живьём — трансформация в нечто, что больше не было человеком, но всё ещё сохраняло достаточно человечности, чтобы страдать вечно.

Танец продолжался несколько секунд, которые растянулись в вечность — два хищника, изучающие друг друга, ищущие слабость, момент, когда можно нанести решающий удар. Риддик чувствовал, как время растягивается вокруг него, как каждое движение существа становится предсказуемым, словно он видит его намерения ещё до того, как они формируются.

В момент, когда существо совершило ошибку, оставив крошечную брешь в своей защите — всего лишь доли секунды замешательства, когда его глаза-щупальца моргнули все одновременно — Риддик вонзил лезвие. Нож вошёл глубоко, найдя точку соединения шеи с плечом, где сходились основные нервные пути этого искажённого организма.

Одним плавным движением, вложив в него всю силу своего тела, он снёс существу голову. На мгновение она зависла в воздухе, глаза-щупальца всё ещё двигались, рот открывался и закрывался в безмолвном крике. Затем голова упала, и щупальца начали увядать, как цветы без воды.

Дикий рёв ударил по ушам — не от обезглавленного существа, а из самой пасти, как будто планета сама кричала от боли потери своего отпрыска. Звук был настолько мощным, что, казалось, мог треснуть сам воздух, разорвать барабанные перепонки и вызвать кровотечение из глаз. Это был звук на грани того, что может воспринять человеческий слух, балансирующий между физической болью и психическим ужасом.

Риддик вставил в уши самодельные беруши, скрученные из волокон растения, которое он нашёл растущим на трупе одного из гигантских хищников. Эти волокна обладали странным свойством поглощать определённые частоты звука, особенно те, что использовали местные твари для коммуникации и охоты.

Он побежал как можно дальше по валунам, двигаясь зигзагами, чтобы запутать след, периодически останавливаясь и прислушиваясь к окружающим звукам. Его бег был почти бесшумным — результат долгих лет тренировок и выживания в условиях, где малейший шум мог привлечь нежелательное внимание.

С потемневшего неба, где звёзды теперь горели с болезненной, неестественной яркостью, пикировали крылатые твари. Они напоминали помесь птеродактилей и глубоководных рыб — безглазые, с костяными наростами вместо морды, с длинными, гибкими шеями, способными вытягиваться на несколько метров для атаки. Их шкура переливалась болезненным зелёным светом в сумерках, покрытая узорами, которые постоянно менялись, как будто под кожей двигалась светящаяся жидкость.

Когти этих существ сочились ядом, который не просто убивал — он трансформировал. Риддик видел результаты таких трансформаций — животных и растения, изменённые до неузнаваемости, превращённые в гибриды, чьё существование, казалось, нарушало все законы природы. Одна капля этого яда могла вызвать мутации, от которых не было защиты или лекарства.

Риддик спрыгнул в расщелину между камнями — узкий проход, едва достаточно широкий для человека. Существа не смогли протиснуться следом, их крылья бессильно бились о камень, оставляя на нём следы светящейся слизи. Они кричали от разочарования — звуки, похожие на скрежет металла по стеклу, усиленный в сотни раз.

Узкий проход вел глубже в лабиринт камней, где тени становились гуще, а воздух — тяжелее и влажнее. Здесь было свое царство опасностей — существа, адаптированные к жизни в темноте, хищники, охотящиеся не по зрению, а по другим чувствам, возможно, даже недоступным человеческому пониманию.

Сбоку метнулась мутировавшая змея с острыми щупальцами-отростками, вырастающими прямо из её чешуйчатой кожи. Она двигалась с неестественной скоростью, её тело изгибалось под углами, невозможными для нормального позвоночного. Глаза змеи светились болезненным красным светом, а из пасти вырывался не раздвоенный язык, а множество тонких, похожих на проволоку отростков, каждый из которых заканчивался крошечным ртом с острыми, как иглы, зубами.

Риддик поймал её у самого лица, его рефлексы сработали быстрее, чем сознание успело осознать опасность. Но один отросток всё же полоснул по очкам, оставив глубокую борозду на защитном стекле, которая, казалось, светилась изнутри слабым, пульсирующим светом.

Одной рукой он переломил шею змее, отсоединив голову от тела с таким звуком, словно кто-то сломал сухую ветку. Тварь продолжала извиваться даже после смерти, её кровь шипела, попадая на камни, выжигая в них крошечные узоры, напоминающие письмена на неизвестном языке.

Голова змеи, отделённая от тела, не умерла сразу — глаза продолжали светиться, рты на отростках открывались и закрывались, как будто пытаясь что-то сказать. Затем свет в глазах погас, и голова начала разлагаться с неестественной скоростью, превращаясь в лужу гниющей слизи.

Со всех сторон, словно привлечённые смертью своей сородички, стали выпрыгивать своры подобных змей — меньше размером, но более многочисленные. Их глаза светились голодным безумием, а движения были синхронизированы, как будто ими управлял один разум. Они атаковали волнами, каждая новая группа училась на ошибках предыдущей, адаптируясь к стилю боя Риддика с пугающей скоростью.

Риддик резко присел и докувыркался до очередной ниши, используя инерцию своего тела, чтобы уйти от основной массы атакующих. Он свалился куда-то ниже по склону, в место, где камни образовывали подобие естественного амфитеатра, наполненного тенями и эхом.

Он мгновенно вскочил и встал в стойку хищника, готовый к следующей атаке. Его тело было напряжено, каждая мышца готова к мгновенной реакции, дыхание — глубокое и ровное, несмотря на только что пережитую схватку. Он научился экономить энергию даже в самых экстремальных ситуациях, расходуя её только на необходимые движения.

Периферийным зрением он заметил красивейший крупный цветок, чьи лепестки пульсировали, словно живое сердце. Не давая себе времени на размышления, Риддик резким движением отсёк бутон — и тот завопил нечеловеческим голосом, распуская вокруг ядовитые щупальца. Риддик добил растение ударом ноги, превратив его в кровавое месиво.

Осмотревшись, он понял, что с неба его не видно — там был каменный уступ, а по краям тоже было относительно безопасно. Найдя небольшую нишу в скале, он забился туда, свернувшись калачиком. Ещё какое-то время он прислушивался к звукам вокруг, отсеивая шумы в радиусе дальше 150 метров, как радар, настроенный на частоту смерти. Только убедившись в относительной безопасности, он позволил себе закрыть глаза.

На этой планете не бывает тишины. Здесь всегда кто-то кого-то пожирает, раздирает,