Ефим Славский. Атомный главком - Андрей Евгеньевич Самохин

Надо сказать, что решение полностью себя оправдало – количество дипломированных инженеров все предвоенные годы росло быстрыми темпами. Например, если горный факультет МГА выпускал всего около 30 специалистов в год, то в 1932 году дипломы Горного института получили уже 290 инженеров.

Ефим Павлович продолжил свою учебу уже студентом отдельного Института цветных металлов и золота. Там и готовил свой диплом. Он выбрал направление «свинцово-цинковое», или, наоборот, «цинково-свинцовое», потому, что извлечение обоих металлов входило в единый технологический цикл.

Николай Васильевич Ракитин, командир Особой кавалерийской бригады.

[Из открытых источников]

Семья Евгении Андреевны Славской (урожденной Храпковой).

[Семейный архив Славских. Публикуется впервые]

Все хитрости измельчения руды, ее флотационного химического осаждения, плавки Славский постигал не только на лекциях, но и на производственной практике, которая была обязательной со второго года обучения. Заметим, что эти в том числе химические знания пригодятся ему позже на закрытом «атомном» заводе химического выделения плутония.

Общий курс металлургии проходили на заводе «Серп и молот» – бывшем Гужоновским у Рогожской заставы, прозванном «Магниткой близ Садового кольца». Но там занимались металлопрокатом и литьем стали, что Ефиму было уже отчасти знакомо по донецкой юности.

С полиметаллами в столице было гораздо сложнее. Обработку меди и других цветных металлов практиковали на Серпуховском Валу – на Московском металлопрокатном заводе, бывшем Аффинерном заводе Крайниса и Раскина. Но основной научно- производственный опыт Славский получал на практике в стенах Московского опытного завода Гинцветмета (МОЗ) в Москворечье, и в лабораториях Царицынской опытной химической станции Института прикладной минералогии и цветных металлов (ЦОС), на базе которых в 1932 году был основан Опытный металлургический завод категории «А». Позже его переименовали в Московский завод полиметаллов (МЗП). Годы спустя это предприятие стало важнейшим звеном советской атомной индустрии, производя поглощающие стержни для систем управления и защиты ядерных реакторов.

Путь же Ефима Славского по окончании академии лежал во Владикавказ, переименованный в 1931 году в честь Серго Орджоникидзе.

Глава 2

От цинка до «троцкизма» и обратно

«В академии учился пять лет. Одновременно практиковался на заводах. В 1930 г. защитил диплом по технологии производства свинца и отправился на Северный Кавказ в г. Орджоникидзе на завод «Электроцинк». Было мне тогда 32 года. Прошёл все инженерные ступени – от инженера до главного инженера и директора», – рассказывал Славский.

Здесь явная нестыковка между воспоминаниями и документами. Ведь, по ним, Е.П. Славский значится выпускником 1933 года (как и положено при поступлении в МГА в 1928 году и пятилетней учебе), что он сообщает в других фрагментах своих поздних воспоминаний). И было ему тогда не 32, а почти 35 лет. Впрочем, это, скорее всего, просто аберрация памяти…

В те годы руководство страны делало энергичные шаги к налаживанию отечественной цветной металлургии, с которой, в отличие от черной, дела обстояли неважно еще в дореволюционной России: большинство цветных металлов импортировалось. После разрухи Гражданской войны отставание от промышленно развитых стран усугубилось. Такое положение было совершенно неприемлемым. Индустриализация сталинских пятилеток, кроме прочих, ставила критически важную задачу – создание современной промышленной базы для будущей войны, в неизбежности которой никто не сомневался.

В годы 1‐й пятилетки продукция машиностроения выросла в 4,4 раза. Практически заново были созданы отрасли станкостроения и тракторостроения, автомобильная и авиационная индустрия, крупное сельскохозяйственное машиностроение. В 1932 году СССР вышел на второе место в мире и первое в Европе по выплавке чугуна и стали. С «цветметом» нужно было что-то срочно делать: ведь тот же цинк, свинец, алюминий становились стратегическими «оборонными» металлами.

B конце 1920 – начале 1930‐x годов в разных концах страны были построены и начали давать продукцию Pиддерский, Зыряновский и Cихотэ-Aлинский свинцово-цинковые комбинаты, Aчисайский рудник, Mизурская и Pиддерская обогатительные фабрики, Беловский и Kонстантиновский цинковые заводы.

В 1929–1930‐м тресты «Главзолото» и «Главцветмет» слили во всесоюзное объединение по добыче, обработке и реализации цветных металлов, золота и платины «Цветметзолото». Тогда же был создан Государственный институт по проектированию предприятий цветной металлургии «Гипроцветмет».

Спроектировать, построить и запустить промышленные предприятия, наладить их научную поддержку в очень сильной степени помогли приглашенные по контрактам зарубежные «спецы», своих не хватало катастрофически.

В цветной металлургии помощь оказывали в основном специалисты из САСШ, как тогда называли США. Тот же Гипроцветмет заключил договор о технической помощи с компанией Southwestern Engineering Corporation из Лос-Анджелеса, специализирующейся на разработке горнообогатительного оборудования.

Британско-американский экономист Энтони Саттон в своем трехтомном исследовании «Западные технологии и развитие Советской экономики с 1917 по 1930 годы» пишет, что «в период с 1929 по 1933 годы на одного квалифицированного советского инженера в отрасли добычи и выплавки цветных металлов приходилось десяток американских инженеров, прямо руководившими всеми работами». Однако после 1933 года, по его словам, американцы «из управляющих производством, стали консультантами». А после 1936 года в советском «цветмете» насчитывались уже единицы заокеанских спецов [133. P. 313].

Одним из таких «импортозамещающих» специалистов стал Ефим Павлович Славский. И хотя встретили его в Оржоникидзе с распростертыми объятиями, поначалу он, по собственному признанию, сильно нервничал. Еще бы! Ответственность на плечи новоиспеченного инженера ложилась немалая. Ошибка, срыв плана – и конец карьере. Если не кое-что похуже. Впрочем, «мина» ждала его здесь на других «рельсах». Но обо всем по порядку.

Владикавказ, как его еще долго по привычке звали горожане, с населением чуть более 80 тысяч человек отнюдь не был в то время тихим провинциальным городком. Точнее говоря, он был переполнен контрастами, чем немного напомнил Ефиму предреволюционную Макеевку.

«Физиономия» города была не совсем кавказская и не вполне русская – пестрая смесь стилей, укладов и нравов сохранялась и при советской власти. Респектабельный Пролетарский проспект (вскоре получивший имя Сталина) с роскошными особняками купцов и промышленников в стиле модерн открывал вид на величественные горы. Дребезжащие трамваи, запущенные здесь еще в начале века – первые на Кавказе; кинотеатр «Горец» – бывший «Братья Пате», появившийся на два года раньше, чем в Москве. А еще роскошная гостиница «Палас», изящный Гортеатр с огромным памятником Ленину перед ним, величественная мечеть на берегу Терека, «Пролетарский парк» с фонтаном и прудом с лебедями…

«Витрина» Владикавказа была вполне европейская. По центральным улицам, фыркая, пролетали авто с важными начальниками, а совсем рядом по немощеным улочкам плелись, поднимая пыль, арбы, запряженные ишаками, шагали по делам и сидели по чайханам горожане в черкесках с газырями, европейских костюмах и восточных халатах. Из окон выглядывали женщины в пестрых кашмирских шалях. Русская речь на улицах и в духанах перемежалась осетинской, армянской, татарской. В Молоканской слободке в садах возле