Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 1. «Наше дело правое», 1939–1945 - Андрей Константинович Сорокин

«Король Кароль желает германской военной оккупации, — запишет 17 июля в своем дневнике Геббельс. — …Страх перед Москвой»[174]. В начале октября начнется ввод в Румынию «ограниченного контингента» германских войск, а 22 ноября 1940-го будет подписан договор о присоединении Румынии к Тройственному пакту. Идея возврата территорий овладеет умами румынского истеблишмента.

Мотивы Сталина, принявшего решение о давлении на Румынию, не исчерпывались соображениями «исторической справедливости». Контроль над устьем Дуная позволял радикально увеличить глубину советской обороны и Севастополя, и Одессы, которая, напомним, находилась всего в 40 км от румынской границы. Британский посол в Бухаресте, кажется, с пониманием интерпретировал мотивацию Москвы: «С точки зрения русских, Бессарабия важна не только в силу этнографических соображений. Она могла бы стать великолепным плацдармом для германского удара в сердце Украины с развитием движения на Киев и Припять… Лучшим средством защиты от такого маневра для России было бы создание линии обороны по Карпатам и дельте Дуная»[175].

Король Румынии Кароль II

[Из открытых источников]

Подготовить должным образом инкорпорированные территории на Западе в качестве театра будущих военных действий, в целом, Советский Союз окажется не в состоянии. Однако именно на территории бывшей Бессарабии советскому военно-политическому руководству удастся реализовать стратегические преимущества, полученные в результате территориальных приобретений, при том, что даже делимитация границ к моменту вторжения вермахта 22 июня не была завершена. Создание рубежа обороны по реке Прут и умелые действия командования Южного фронта позволят значительно дольше, чем на других оперативных направлениях, успешно сдерживать германские и румынские войска и проводить успешные контрудары.

«…Подготовить наметку сферы интересов СССР…» Геостратегические планы советского руководства осенью — зимой 1940–1941 гг

Инкорпорация в 1940 г. в состав СССР Прибалтийских государств, западных областей Белоруссии и Украины, Бессарабии, части финской территории станет результатом реализации возобладавших в умах советского руководства представлений о наиболее целесообразном способе обеспечения безопасности границ. «Мы знали, — скажет много позднее Молотов, — что придется отступать и нам нужно иметь как можно больше территории»[176]. Подобный подход окажется вполне понятен такому искушенному политику, как У. Черчилль. 21 июля 1941 г. он напишет Сталину: «Я вполне понимаю военные преимущества, которые Вам удалось приобрести тем, что Вы вынудили врага развернуть свои силы и вступить в боевые действия на выдвинутых вперед западных границах, чем была частично ослаблена сила его первоначального удара»[177].

Можно было бы отнести это высказывание на счет желания британского премьера потрафить неожиданному союзнику в борьбе с гитлеровской Германией, однако мы знаем, что подобным же образом Черчилль высказывался и годом ранее — в июне 1940 г. в письме Криппсу, послу Великобритании в СССР[178].

Использовать в полном объеме эти гипотетические преимущества, как мы увидим ниже, советскому руководству, однако, не удастся. В том числе и потому, что отступать советское руководство, вопреки позднему утверждению Молотова, не намеревалось и армию к такому варианту развития событий не готовило. Принятая военная доктрина, как мы помним, предполагала бить врага малой кровью и на чужой территории.

Конечно, названная причина инкорпорации всех этих территорий в состав СССР не была единственной. Много позже — в 1975 г. — В. М. Молотов скажет: «Свою задачу как министр иностранных дел я видел в том, чтобы как можно больше расширить пределы нашего Отечества»[179]. В тот же день интервьюер Молотова зафиксирует пересказ им выступления Сталина на совещании на Ближней даче в Кунцево, в ходе которого тот произнесет: «Прибалтика — это исконные русские земли! — снова наша…»[180] Вероятно, советские руководители воспринимали всю территорию бывшей Российской империи, в которой они родились и выросли, в качестве исконной территории своего «отечества» и территориальные приобретения Советского Союза 1939–1940 гг. рассматривали в том числе сквозь призму восстановления «исторической справедливости». Проиграв в годы Гражданской войны ряд локальных схваток на территории «своего отечества», т. е. бывшей Российской империи, определенная — наименее интернационализированная — часть большевистского истеблишмента не перестала считать эти территории «своими», вероятно, по праву исторического наследования.

Послание премьер-министра Великобритании У. Черчилля И. В. Сталину об оказании помощи СССР

21 июля 1941

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 255. Л. 19–21]

Не следует списывать со счетов и идеологические мотивы распространения коммунистических идей. После провала ожиданий скорой революции на Западе эта задача оставалась в поле зрения советского руководства и его практической деятельности, пусть и не в качестве главной цели внешнеполитических устремлений.

Подписание Тройственного пакта между Германией, Италией и Японией

Берлин, 27 сентября 1940

[РГВА. Ф. 1511к. Оп. 3. Д. 110. Л. 45]

Министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп и нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов обходят почетный караул на вокзале в Берлине

12 ноября 1940

[РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1614. Л. 3]

Видимый успех внешнеполитического наступления, предпринятого советским руководством, побудит Сталина задуматься о закреплении достигнутых результатов и его продолжении.

В октябре 1940 г. советское руководство получит со стороны Германии предложение присоединиться к Тройственному пакту Германии — Италии — Японии, заключенному 27 сентября в Берлине.

12–13 ноября 1940 г. состоится визит В. М. Молотова в Берлин. Накануне поездки он получит подробные инструкции от Сталина, которые сохранит в своем личном архиве[181].

9 ноября 1940 г. Молотов подробно запротоколирует эти инструкции, дав им собственноручный заголовок: «Некоторые директивы к Берлинской поездке». Впервые опубликованные без малого тридцать лет тому назад[182], они и сегодня способны поразить воображение читателя широтой круга вопросов, которые Сталин поставил в повестку переговоров с германским руководством. В личном архиве Сталина в ряду других имеется недатированная географическая карта со сталинскими пометами. Разметка, ясно обозначающая зоны советских интересов, сделанная его рукой, настолько совпадает с инструкциями к берлинской поездке Молотова, что дает автору основание относить этот этап геостратегического проектирования на картах именно к октябрю — ноябрю 1940 г.

Записка В. М. Молотова «Некоторые директивы к берлинской поездке»

9 ноября 1940

[РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1161. Л. 147–155. Автограф В. М. Молотова]