Агнес - Хавьер Пенья

превратит его в Луиса Форета. Возможно, скажи он тогда правду, никогда бы не стал никем, кроме как университетским преподавателем. Хотя могло быть и так, что иная дорога все равно привела бы его к этому. О чем он уже никогда не узнает. Дело в том, что в Хорватии он обнаружил, что может врать, не испытывая по этому поводу никаких сожалений. И что неправда довольно часто влечет за собой дивные последствия.

Без той лжи у него не нашлось бы времени взглянуть на озера, он не услышал бы наркотически завораживающего плеска воды, он не увидел бы всю эту зелень, ту первозданную зелень, которая предшествует мобильникам, депрессии, войне. Человек, которому предстоит стать Луисом Форетом, оказавшись на Плитвицких озерах, не чувствует себя европейцем; он скорее чувствует себя индейцем племени шошонов из Йеллоустоуна, говорит он, племени банту из окрестностей водопада Виктория, из времен задолго до портативных компьютеров, задолго до кассетных магнитофонов размером с тостер, задолго до наручных часов и автомобилей, на которых можно вернуться обратно в Задар.

Спустя четыре часа очереди на борт суденышка, связующего верхние озера с выходом из парка, сделались километровыми. И это не гипербола: они и вправду растянулись на несколько километров. Суденышко-то маленькое, на борт берут не больше полусотни пассажиров. Человек, которому предстоит стать Луисом Форетом, трясет рукой с зажатым в ней билетиком на последний автобус в Задар. До автобуса максимум двадцать минут. Смеркается; в окрестностях парка есть пара-тройка гостиниц, но он видел объявления возле дверей: свободных номеров нет. Стоит опоздать на автобус, и он окажется в весьма затруднительном положении.

Семейство итальянцев в очереди перед ним — худосочный папаша, пышнотелая мамаша, двое ребятишек лет восьми или десяти — распевает детскую песенку.

Un elefante si dondolava sopra il filo di una rag-natela.

Очередь движется со скоростью слона, который балансирует на сотканной пауком паутине.

Е rítenendo la cosa interessante andó a chiamare un altro elefante.

Человек, которому предстоит стать Луисом Форетом, быстро перебирает доступные ему опции.

Due elefanti si dondolavano sopra il filo di una ragnatela.

а) Опция простая: в заметках мобильного есть телефон университета. Однако это не годится. Как объяснить администрации, что застрял на Плитвицких озерах, если он только что сказался столь больным, что полкилометра от квартиры до факультета превратились для него в непреодолимое препятствие?

Мальчики хлопают в ладоши, отбивая такт.

б) Опция рискованная: пойти пешком; интересно, докуда он доберется. По дороге сюда, сидя в раздолбанном автобусе, где некий мужчина позади него, распространявший вокруг зловоние, разговаривал сам с собой и при этом хватался за подголовник кресла впереди, заодно дергая Форета за волосы, он заметил несколько загородных гостевых домов. Однако дневной свет скоро померкнет, а на дороге нет ни обочин, ни освещения.

Худосочный отец итальянского семейства приплясывает. Сперва тянет один носок, потом прыгает, меняет в воздухе ноги и выставляет вперед другой. Пышнотелая женщина весело смеется.

в) Проблема: он обещал возместить пропущенное сегодня занятие завтра, в девять утра. Возле гостевых домов нет автобусных остановок, так что он будет вынужден рано, до рассвета, отправиться пешком обратно до Плитвицких озер. Выходит, если его не собьют по дороге туда, то уж точно собьют по дороге обратно.

Quattro elefanti si dondolavano sopra il filo di una ragnatela.

г) Решение проблемы: ехать автостопом. Сама мысль об этом лишает его спокойствия. По его словам, как только он теряет спокойствие, его тут же захлестывает гнев, вызывая не знакомую прежде агрессию. Счастливцы, довольные жизнью, выводят его из себя.

Е ritenendo la cosa interessante andarono a chia-mare un altro elefante[10].

Счастливцы хреновы.

Человек, которому предстоит стать Луисом Форетом, щелкает пальцами.

— Может, вы, в конце концов, заткнетесь? Хоть когда-нибудь, хоть на гребаную минуту?

Худосочный папаша застывает в танце как замороженный, с вытянутым вперед носочком. Толстуха шипит, как персидская кошка:

— Scusi?[11]

Человек, которому предстоит стать Луисом Форетом, сообщает итальянцу, что его любовь к слонам и так очевидна, вовсе не обязательно терзать окружающих песней.

Все разговоры мгновенно стихают; человеческое существо, по словам Форета, сохраняет свой природой заложенный инстинкт фиксировать любое изменение в поведении стада. Тихий гул голосов пробегает по зигзагообразной очереди, распространяясь на сотни метров. Люди не могли ничего слышать, это было физически совершенно невозможно, однако они уловили, что нечто случилось, почувствовали это кожей.

Англичанин с избыточным весом, футболкой регбиста и стриженной под машинку головой выдвигается вперед, явно намереваясь принять участие в драке. Это один из тех хулиганов, что любую драку чуют носом; повод к сражению их не интересует: глобализация, забастовка, футбольный матч, детская песенка.

— Anything wrong?[12] — спрашивает он итальянца. По всему видно, что англичанин оценивает, кому здесь набить морду.

— Everything ОК[13], — отвечает ему отец семейства, для наглядности поднимая повыше большой палец.

Хулиган разочарованно хмурится. И прежде чем вернуться на свое место в очереди, сбрасывает адреналин, врезая кулаком по стволу сосны, в результате чего с дерева падает пара шишек и катится к озеру, туда, где, трусливо ссутулившись, стоит человек, которому предстоит стать Луисом Форетом.

Итальянец выходит на поверку добрым малым, однако никакие извинения ни к чему хорошему уже не приведут. К тому же очередь начинает двигаться.

По словам Форета, добравшись до тента с номером два, то есть до места посадки, он не успевает увидеть ничего, кроме бампера отъехавшего автобуса: тот удаляется в западном направлении, оставив его на пристани. Солнце почти село, темнеет, автобусные фары прокладывают перед машиной дорожку.

На отчаяние времени нет: он кидается к парковке для легковых машин. Логика подсказывает, что кое-кто из тех, с кем он стоял в очереди на паром, вот-вот станут разъезжаться на личных автомобилях. Около трех десятков легковушек мирно ждет под редкой сенью вязов.

Он подходит к южноамериканской пожилой чете в костюмах первопроходцев, которые загружаются в «сааб», столь же компактный, как и они сами; но те вежливо ему отказывают: они едут в Загреб, то есть в противоположную сторону. То же самое происходит со славянином, одиноким мужчиной весьма воинственного вида; сказать по правде, даже радует, что тому не в Задар. Еще одна супружеская пара, чета испанцев, тоже едет в Загреб.

— Но если поторопитесь, — говорят они, — успеете спросить вон у того семейства на белом «альфа-ромео». Эти точно в Задар, они нам говорили. Их четверо, так что, возможно, и для вас найдется местечко.

Упомянутая машина совершает маневры, покидая парковочное место. Он отчаянно кричит им издалека, с расстояния в несколько метров: