Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева
Микоян А. И. Так было. М., 2014. С. 369.
В августе 1937 года вступил в действие приказ Ежова № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов»[74]. До середины 1938 года за 15 месяцев Большого террора были казнены сотни тысяч людей, и Хрущев, как и другие начальники по всей стране, запрашивал лимиты по первой и второй категориям: на расстрелы и аресты[75]. В одном из документов, подписанных Хрущевым, по Москве и области предполагалось расстрелять 8500 человек и почти 30 000 отправить в лагеря[76]. Но, вопреки распространенным сегодня мифам, увеличивать эти квоты он никогда не просил.
Более того, опасаясь репрессий, он признался Кагановичу, что сам когда-то любил Троцкого. Каганович посоветовал рассказать это Сталину, но тот, на удивление, проявил понимание — видимо, не видел серьезной опасности от провинциального поклонника. «Лучше расскажите, потому что если вы не расскажете, то кто-нибудь может привязаться, и потом завалят вас вопросами, а нас заявлениями»[77], — ответил Сталин. На партийной конференции Хрущев покаялся, пылко заверив своих слушателей, что с тех пор всегда сражался за генеральную линию. Он вспоминал, что дважды подвергался опасности сталинской «мясорубки». Вождь играл с ним, как кошка с мышкой, рассказывая о показаниях, данных против него, но в обоих случаях этим и закончилось.
Другу Хрущева, секретарю Калужского райкома Москвы Борису Трейвасу, повезло меньше. Они вместе работали в Бауманском районе, и на пенсии Никита Сергеевич вспоминал о бывшем сослуживце: «Трейвас очень хороший товарищ… Это был дружок Саши Безыменского. Они вместе были активными деятелями московской организации. Это был очень дельный, хороший человек… работал преданно, активно. Это был умный человек, и я был им очень доволен»[78]. Но в апреле 1937-го Трейваса обвинили в выдаче партбилетов троцкистам. И уже через несколько дней после ареста сам Хрущев заклеймил его как «врага партии»[79], до пенсии постаравшись забыть все хорошее о «дельном» коммунисте Борисе Трейвасе.
По указанию Сталина секретари обкомов инспектировали чекистские тюрьмы в своей области, и во время инспекции Хрущев увидел бывшего товарища в тюрьме. Что он думал при этой встрече? Хотел помочь? Вместо этого он продолжал инспектировать тюрьмы и запрашивал квоты на наказания людей, которых потом узнавал среди заключенных. Он не мог помочь ни Трейвасу, ни кому-то еще. Никита Сергеевич хорошо знал возможности людей с Лубянки. Сестра жены Сталина, Анна Аллилуева-Реденс, была обвинена в шпионаже и шесть лет провела в ГУЛАГе. Близкие Сталину соратники — «всесоюзный староста», председатель Центрального исполнительного комитета Михаил Калинин, красный кавалерист Семен Буденный, Каганович и Молотов — не вступились за членов своих семей[80]. Молотов целых четыре года до смерти Сталина не знал, где его жена Полина Жемчужина. Хрущев, кстати, на пенсии не раз вспоминал, что голосовал против исключения Жемчужиной из партии в 1948 году.
С Трейвасом Хрущева объединяла не только прошлая дружба, но и неожиданные семейные связи. В 1937 году Леонид опять влюбился и в сентябре скоропалительно расписался с племянницей падшего партийца, Розой, прелестной киноактрисой. Леонид был курсантом 3-й Объединенной школы пилотов и авиационных техников в Балашове, но учился без энтузиазма, с комсомольскими выговорами за плохую идейную подкованность и даже подозрениями в связи с троцкистами. Старший Хрущев не знал, что его больше огорчало — плохие оценки сына, обвинения того в троцкизме или многочисленные романы, и заставил Леонида сразу же расторгнуть брак.
По семейным преданиям (открыто в семье любовные истории Леонида не обсуждались), молодой человек привел новую жену домой, и отец, вернувшись вечером с работы, застал обнимавшихся молодоженов на диване. Хрущев, склонный к резким реакциям, выхватил из рук сына свидетельство о браке и разорвал.
О скандале стало известно в Москве, и слух о том, что моя мама может быть Розиной дочерью, муссируется и по сей день: еще в 2012 году, пока я не внесла исправление, это утверждение фигурировало в профиле Леонида Хрущева в Википедии. Почти 30 лет спустя, сразу после отставки Хрущева, говорили, что бедно одетая и все еще страдающая Роза обращалась в разные газеты с историей о том, как опальный премьер разрушил ее жизнь, будучи московским начальником, но история далеко не пошла — тогда его имя вообще стерли с газетных полос.
Курсант Л. Н. Хрущев
1936
[Семейный архив автора]
Историю описали только в 1990-х, с акцентом на бездушность Хрущева. Как будто то время вообще не разрушило бесчисленное количество жизней. Как будто Лаврентий Берия не приводил в ужас многих молодых москвичек своим вниманием. Впрочем, роман с Леонидом ни одной женщине не мог обещать долгого семейного счастья, а к 2000-м годам из него почти официально сделали предателя родины, чтобы еще больше унизить не вмещающегося в политические рамки отца.
А тогда, в 1937-м, Ариша — Ирина Сергеевна — вспоминала, что таким рассерженным она брата видела редко. Больше того, что сын женился на родственнице «врага народа», его возмущала «непутевость» Леонида — интерес к скоропалительному строительству семьи, а не коммунизма.
Американский историк Уильям Таубман в биографии Хрущева, которая получила Пулитцеровскую премию в США и считается библией хрущевских биографий в мире, пишет, что Никита Сергеевич был огорчен быстрой сменой любовных интересов сына, потому что сам был не прочь нарушить моральные устои[81]. Историк утверждает, что в промежутке между матерью Леонида Ефросиньей и мачехой Ниной у старшего Хрущева была еще одна жена — Маруся, чья фамилия почему-то «утрачена», хотя Таубман якобы получил эту информацию от родных этой фантомной «жены» в Калиновке. По его мнению, именно из-за Маруси Никита и Нина не регистрировали свой брак. Хотя мама, навестив эту курскую деревню в 2009 году, специально расспрашивала старожилов о Марусе. Никто про нее не знал, но рассказывали, что «девки Никиту любили; он хоть и малорослый был, но душевный».
Друг шахтерской юности Никиты Хрущева Иван Сенин, впоследствии первый
