Ефим Славский. Атомный главком - Андрей Евгеньевич Самохин

В сентябре из Запорожья каждые сутки уходили на восток по 620 вагонов, а в некоторые дни – и все 900. Были вывезены 22 завода союзного значения, 26 предприятий легкой и пищевой промышленности. Кроме того, эвакуированы запорожские вузы, Театр имени Заньковецкой, Кинофильмофонд, часть областного краеведческого музея и многое другое. Запорожские железнодорожники героически, нередко жертвуя жизнью, «сбивали» в сцепки по нескольку составов, которые уходили из города в основном ночью.

Немцы, получая подкрепления, давили на город все сильнее. В начале октября стало ясно, что его не удержать. Сумбурно, но ярко Яков Щедровицкий в своих воспоминаниях передает нервную обстановку того времени на Днепровском алюминиевом заводе:

«В начале октября немцы и румыны подошли к Днепру. Кто-то поджег заводоуправление и склад. Начальство работает и ночует в конторе электролизного цеха. Славского вызывают в штаб Южного фронта; для помощи в эвакуации завода временами появляется адъютант командующего фронтом… Нервничает довольно молодой сотрудник «органов», прикрепленный к заводу. Возможно, по его наущению был подожжен смолопек в хранилище электродного цеха. Дым потянуло через сборную трубу цеха. Казалось, цех работает. С правого берега фашисты в определенные часы дня били по заводу и этой трубе осколочными минами.

Начальник железнодорожного цеха Степанченко после двух пристрельных снарядов не спрыгнул с паровоза, приехавшего за трансформатором, и был убит прямым попаданием. А слишком смелая медсестра не спеша брела под постукивание осколков…

Заместитель директора Дашевский запаниковал, принял решение «смываться» на грузовиках. Маленькая колонна добралась до некой ж.-д. станции, которую как раз в этот час бомбила немецкая авиация. Здесь получили приказ вернуться.

Днепропетровск, эшелоны с техникой. 1941 г.

[Из открытых источников]

Славский и Гайлит (Андрей Гайлит – прибывший из Москвы главный инженер Главалюминия Наркомата цветной металлургии СССР. – А.С.) были на заводе, взятом под охрану коммунистами соседней Запорожстали. Дашевский у трибунала не попросился на фронт, был отправлен на Урал с заключенными в открытых полувагонах и в ноябре погиб. Директора завода ферросплавов Филатова за поджог трансформаторов трибунал отправил в штрафную часть, но он выжил и стал орденоносцем…

В двадцатых числах октября, перед отправкой последних вагонов с оборудованием и людьми Славского и Гайлита вызвали в Москву. Оставшиеся «ликвидаторы» обходили опустевшие квартиры. В квартире Славского заметили картонный ярлык: «Е.П. Славскому был вручен подарок как бойцу Конной армии» [40. С. 7–8].

Что за таинственный «картонный ярлык»? Не оставшаяся ли упаковка подаренного Будённым палаша? С самим клинком Славский, конечно же, не расстался.

Славский навсегда покидал Запорожье, но не кровно родной теперь алюминиевый завод. Он уже знал, что восстанавливать его придется на Урале. Он ехал в Москву через страну, охваченную великой войной, и сердце снова рвалось на фронт. Умом прекрасно понимал, что ему откажут, но попытку он все же предпримет.

Первопрестольная была не похожа сама на себя: с затемненными, крест-накрест заклеенными окнами, серебристыми, похожими на огромных рыб аэростатами в небе, с надрывным воем сирен воздушной тревоги. Посеревший осунувшийся город готовился к обороне. Москвичи от мала до велика с утра выходили на рытье траншей. Паникеров наравне с диверсантами и бандитами чекисты и милиционеры тихо «шлепали» без суда и следствия по московским дворам. Из Москвы бежали поодиночке и эвакуировались целыми учреждениями.

Из воспоминаний Е.П. Славского: «Приехал в Москву, она полупустая, настроение ужасное. Пришел в ЦК к своему шефу, заведующему отделом черной и цветной металлургии Ивану Васильевичу Архипову. Стал проситься отправить на фронт. И теперь, говорю, давайте пойду воевать, поскольку я – вояка бывший и в Гражданскую воевал, в армии был. Он позвонил Ломако в Свердловск. Тогда уже все основные наркоматы были эвакуированы в Куйбышев, а наш – цветной металлургии – в Свердловск. Ломако категорически потребовал: «Немедленно направь его ко мне заместителем, так как он утвержден в ЦК замом моим по алюминиево-магниевой и электродной промышленности». И я полетел в Свердловск. А что делать?» [29. С. 10].

Из нового, еще недостроенного аэропорта Внуково самолет уносил его и еще нескольких специалистов ДАЗа вместе с новыми сотрудниками с Волховского алюминиевого завода за «Камень», как звали издревле на Руси Уральский хребет.

Глава 4

Крылатый металл – фронту!

Свердловск встретил холодной осенней моросью на грани снега. Машина быстро докатила до жесткой многоэтажной коробки Дома промышленности, где располагался теперь наркомат. Ломако оказался в командировке на строящемся УАЗе – Уральском алюминиевом заводе, и Славский сам поехал устраиваться в гостиницу «Большой Урал».

Здесь, хотя и в глубоком тылу, напряжение и какая-то особая нервозность чувствовались во всем. В гостинице, несмотря на высокую должность прибывшего, возникла сперва заминка с номером – сказывалась неразбериха с толпой командированных и эвакуированных.

Наутро Ефим Павлович уже сидел на утренней планерке у наркома, вернувшегося из Каменск-Уральского. Ситуация с расширением Уральского алюминиевого, а фактически строительством нового завода складывалась, мягко говоря, непростая. Предстояло за два месяца практически в чистом поле смонтировать вывезенное из Запорожья и Волхова оборудование, соединив его в цепочку с уже работавшим УАЗом, подключив к ТЭЦ, мощности которой явно не хватало для такого расширения.

Из воспоминаний Е.П. Славского, записанных Р.В. Кузнецовой: «Алюминиево-магниевая промышленность в начале войны состояла из одного маленького, тогда еще только строившегося Уральского алюминиевого завода. Из четырех заводов остался он у нас один. До войны работали Волховский, самый большой – Днепровский, потом в Кандалакше на Севере и на Урале строился, но уже выпускал 20 тысяч тонн алюминия в год. Вот у нас и осталось эти 20 тысяч тонн всего производства на Урале, в то время как до войны мы были на уровне. Магниевая промышленность представляла собой еще меньший заводик, выпускавший, по сути дела, электроды из так называемой анодной массы для электролизеров для электролитических ванн. И все это называлось промышленностью».

C началом войны по приказу НКВД СССР № 0311 от 28 июня 1941 года «О прекращении работ по строительству НКВД в связи с началом войны» среди других остановленных строек значились Тихвинский глиноземный, Кандалакшский алюминиевый, Кольский глиноземный, Маткожненский алюминиевый заводы, а также Тихвинские бокситовые рудники [7]. А значит, производство «крылатого металла» теперь повисало на одном уральском заводе. Притом что на Третий рейх работали двадцать алюмозаводов Европы.

Из воспоминаний Е.П. Славского: «Стал я работать заместителем наркома и одновременно начальником Главка (по-теперешнему) по алюминиево-магниевой и электродной промышленности. Проработал я в Свердловске несколько месяцев. Достраивали завод и расширяли на нем выпуск алюминия. Достраивала организация из Москвы, которая начинала строить в Москве