Ромодановский шлях. Начало - Даниил Сергеевич Калинин
- Тромблон... Самопал турецкий дайте мне, скорее!
Для верности Орлов пихнул в спину Гришку Прокофьева, сидящего впереди - и последний, смекнув, о чем просит его рейтар, дотянулся до вражеского оружия, трясущимися от возбуждения пальцами передав его Семёну. А натасканному бароном Фанстробелем солдату хватило всего мгновения, чтобы понять - албанец не успел взвести курка с зажатым в нем кремнием, потому-то "дробовая пищаль" и не пальнула! Мгновенно взведя курок, Орлов для верности ударил основанием приклада по скамье - наверняка ведь порох и картечь растряслись в стволе. После чего рейтар поспешно развернулся к туркам, уже ринувшимся навстречу казакам с ятананами да саблями в руках!
Семён мгновенно утопил приклад трамблона в плечо и навёл ствол по выступу-мушке на ворогов. После чего с мрачным, ничем не сравнимым торжеством нажал на спуск...
Как же оглушительно громко ударил выстрел "дробовой пищали", с какой же силой лягнул приклад в плечо Орлова! Он аж закусил губу от боли - но хлестнувший по ушам крик увечных турок заставил Семёна позабыть о ноющем плече. Получилось! Получилось помочь братьям-казакам, теперь бой всяко легче пойдёт!
- Ключи от кандалов, Семён! Давай скорее!
Бывший рейтар на мгновение замер, приняв из рук Гришки Прокофьева ключ к свободе, буквально. В глазах его помутнилось от влажной пелены - миг, о котором так мечтал Орлов, миг, о котором он так долго и усердно молился, ради которого боролся за жизнь и терпел все лишения... Этот миг настал!
И когда ключ лязгнул в замке кандалов Семена, и они рухнули вниз, когда Орлов почуял наконец давно позабытую, даже пугающую лёгкость в руках, он горячо зашептал:
- Благодарю Тебя за все, Господи! За все лишения, что открыли мне глаза, что дали познать врага! За живот, что сохранил Ты в самых отчаянных бедах и напастях! За вновь обретенную свободу из полона - за все Тебя благодарю! Вот мой обет - покуда жив, буду выручать братьев-христиан из турецкой да татарской неволи!
Передав ключ Петру и поднявшись со скамьи, Семён перехватил тромблон за ствол обеими руками - все одно ведь ни бандольерки, ни перевязи-берендейки на Юсуфе не оказалось. Вот точно "дробовая пищаль" была заряжена заранее... С кормы по казакам ударили вразнобой ещё пара-тройка мушкетных выстрелов - после чего донцы схлестнулись с албанцами на сабельках. И Семён ринулся на корму галеры вслед казакам - туда, где гремит сталь и слышна отчаянная брань сражающихся! Лишь мельком Орлов взглянул на троих турок, насмерть побитых его картечью... Мелькнула краткая мысль забрать чей клинок, но тотчас пропала: не умеет Орлов толком драться на саблях... И уж тем более на ятаганах!
Но ему этого и не нужно - поравнявшись со сражающимися, Семён с размаху обрушил массивный, окованный приклад на затылок османа, умело теснящего одного из донцов к борту... И в пылу сечи не заметившего набежавшего сбоку гребца! Ворог замертво рухнул наземь с разбитой головой - и только тогда Орлов узнал Умар-бея, офицера абордажной команды.
Но с какой же силой удар тромблона отозвался в кисти! Семён невольно выпустил ствол карабина из ладоней - а казак мгновенным ударом сабли добил турка:
- Спаси тебя Бог, братец! Выживи! Меня Митрофаном Орловым кличат - и помощи твоей я не забуду...
Глава 16.
...- Турки поставили кананчи у Азова, в трех верстах выше по течению Дона - там, где река расходится на два рукава. Мимо не проскочить, пушки османские палят густо - а промеж каланчей ещё и цепь толстенная натянута! И стоят они в низинах у самой воды, подкопа не сделать - грунтовые воды слишком близко залегают. Да ещё и янычар в каланчах порядком - по три сотни человек с пушкарями в каждой... Да ещё сотен пять в Лютике - эта крепость закрывает собой Метрвый Донец, полуночное донское гирло. Там османские пушки перекрывают огнём, почитай, всю реку! Весной ходили мы на Лютик, и даже поднялись на стены... Да кровли уже сверху ломали, чтобы внутрь проникнуть! Но воевода царский Иван Хитрово приказал отступить, о чем Алексею Михайловичу мы в Москву отписали... А уж после разлив весенний начался, и Лютик взять мы не успели. Многих казаков в том штурме поранило крепко, меня вскользь зацепило - и даже атамана нашего, Михаила Дмитриева янычары подковали из мушкета...
Семен только грустно покивал, внимательно слушая рассказ своего нового товарища, Митрофана - а тот, как ни в чем не бывало, продолжил вещать:
- Летом же подступили мы к каланчам. Шанцы подкопали на сто саженей, пушки сверху поставили - да из пушек зело метко били по османам! Поверху башен мы, почитай, все тюфяки турецкие с лафетов сбили... Но внизу больно крепка у каланчей каменная кладка! Наши пушки их взять не смогли - а как ринулись мы с лестницами на штурм, так встретил нас заряд картечи...
Семён, представив себе эту картину, аж зябко повёл плечами. Он видел, на что способна картечь из тромблона - а уж что говорить о бьющей в упор пушечной картечи? Даже помыслить о том жутко!
- Погоди, брат Митрофан - а как же вы тогда в море вышли, коли Дон каланчи закрыли, а Метрвый Донец держит Лютик?
Митрофан Орлов, сухощавый и долговязый русоволосый казак с открытым добродушным лицом, весело усмехнулся:
- Турки да татарове хитры, а донцы все одно хитрее! Мы на вересень к каланчам вновь подступили, стали по ним днем из пушек палить, а ночью по воде тяжёлые дубовые бревна спускать, чтобы цепи рвали, да османам спать не давали... Чтобы те думали, что мы на прорыв идём, и днем и ночью глаза не сомкнув!
Семён довольно усмехнулся, одобряя казачью смекалку, а Митрофан, между тем, продолжил:
- У Щучьей косы, что перед самыми каланчами, есть узкая протока с полуночной стороны. Она непригодна и для малого струга, не говоря уже о больших - но мы протоку расширили, покуда осман отвлекали огенным боем у каланчей. А как расширили ерик, так ночью под самым носом у осман в море прошмыгнули!
Семён вновь покачал головой, подивившись смекалке казаков - а Митрофан продолжил хвастливо рассказывать о подвигах донцов:
- А как в море мы вышли, так повстречали турецкие гребные
