Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

Хоронили бывшего руководителя СССР, который не существовал.

Пленум ЦК КПСС, состоявшийся 13–14 октября 1964 года, отправил Хрущева в отставку. Его критиковали справедливо — за «нетерпимость к замечаниям» или за провалы в сельском хозяйстве — и от страха — «Сталина поносит до неприличия», поэтому «чаще стали [в обществе] вестись [свободные] разговоры, что опасно, т. к. критические замечания надо вести только в партийном русле». Его ругали, не зря, за нарушение принципов «коллективного руководства» — и глупо — за «нездоровое соревнование — догнать Америку», и уж совсем по-идиотски осуждали «курс на мирное сосуществование с капстранами» (одно из главных его достижений). При этом сместили его по «состоянию здоровья», оставив население СССР в полном неведении об истинных причинах отставки[3].

Брежнев, хотя и был одним из главных зачинателей смены власти, хотел из постановления пленума публично огласить только «удовлетворение просьбы т. Хрущева об освобождении его от обязанностей первого секретаря, члена Президиума ЦК и председателя Совета министров СССР в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья и переходом на пенсию». Полные тексты постановления и стенограммы с критикой были засекречены на много лет.

Конечно, советская (и русская) система власти всегда секретна, и смещение — но не убийство — советских руководителей было событием не частым, так что народное внимание привлекать было незачем. Но это событие показало, что время Хрущева смогло уменьшить абсолютизм власти. А главное, что власть могла быть человечной. Взбалмошной, но человечной. И это было самое опасное наследие прадедушки. К человечной власти — человечное отношение, даже если отрицательное. А вдруг люди опять захотят окунуться обратно в «оттепель».

Поэтому и похороны «персонального пенсионера» на Новодевичьем кладбище должны были быть несуществующими: личными, без участия бывших партийных коллег. И без обыкновенных граждан тоже, потому что все семь лет после отставки его имя стирали из памяти и учебников истории. Эти похороны отражали раздвоенность и системы — народные, но без народа, и самого Хрущева — семейные, но по строго установленному протоколу Политбюро.

О них не объявили, но Москва узнала — не зря Владимир Высоцкий (кстати, навещая опального премьера за несколько лет до смерти, актер спросил со свойственной ему прямотой: «А нельзя Вам обратно?») незадолго до этого спел: «Словно мухи тут и там, ходят слухи по домам».

Особенно постарался Виктор Луи, загадочная фигура московской разведки, журналистики и политики. Странным образом он, отрицая связь с КГБ, но хвастаясь патронажем Андропова, был часто вовлечен в разные дипломатически мутные события советской жизни. Он манипулировал западными публикациями мемуаров дочери Сталина Светланы Аллилуевой «Двадцать писем к другу» и рукописи «Ракового корпуса» Александра Солженицына, а потом секретно переправил в Америку воспоминания Хрущева.

Гражданин СССР Луи почему-то писал для британской газеты «Ивнинг ньюз», был женат на англичанке Дженнифер Стейтем и, по слухам, сообщил об отставке Хрущева за рубеж 14 октября, до официального окончания пленума. Увидев, что портреты Хрущева начали снимать вечером рядом с Советом министров (сейчас Государственная дума) на Охотном Ряду, он сразу передал эту информацию на Запад. А может быть, ему сказал Андропов? О прадедушкиных похоронах Виктор сообщил всем иностранным корреспондентам. Для них смерть опального Хрущева была «горячей новостью», и именно их репортажи многие годы оставались главными свидетельствами того дня.

Разбирая недавно мамины бумаги, письма и газеты — у нее был целый шкаф с надписью «Папа», в котором некоторые лежали нетронутыми более 70 лет, — я нашла десятка два развернутых некрологов и многостраничных статей со всего мира: «Пари матч» во Франции, «Эпоха» в Италии, американский «Лайф» и множество газет. Там же затерялось и единственное сообщение, опубликованное в СССР. В «Правде» от 13 сентября, в самый день похорон, на первой странице в правом углу только внимательные читатели могли разглядеть крохотный некролог:

Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР с прискорбием извещают, что 11 сентября 1971 года после тяжелой, продолжительной болезни на 78 году жизни скончался бывший первый секретарь ЦК КПСС и председатель Совета Министров СССР, персональный пенсионер Никита Сергеевич Хрущев.

Центральный Комитет КПСС

Совет Министров СССР.

Чтобы на похоронах присутствовали не только иностранцы, родственники и друзья, все воскресенье обзванивали всех, кого могли. И Москва пришла с душой проводить Никиту Хрущева, смещению которого радовалась всего несколько лет назад. Тогда бесконечные хрущевские перепады в духовной и политической жизни приносили неуверенность в ряды и номенклатуры, и народа, заставляя желать более предсказуемого руководства. К 1964 году от него устали, потому что он без конца перепрыгивал с одной идеи на другую, ожидая молниеносных результатов. Почти каждую неделю Хрущев инициировал какую-нибудь значимую — может быть, хорошую и важную — реформу, невыполнимую без продуманного плана. Например, в 1960-х его главной задачей стало перекроить всю систему руководства страны, включая установление сроков нахождения у власти, что решительно пресекли его коллеги.

Потом, на пенсии, он сказал: «Россия как чан с тестом. Сунешь руку, достанешь до дна, размешаешь. Вытянешь, и перед тобой опять это нетронутое тесто».

После смерти Хрущева все же оказалось, что действие лучше, чем бездействие. Долгожданное спокойствие брежневского периода уже задолго до застоя начинало покрываться налетом серости и скуки. Няня Мария Ивановна, крестьянка из Орловской области, бежавшая в столицу на заработки от послевоенного голода, на кладбище, легонько дотронувшись до руки Нины Петровны (прабабушка не признавала бурного изъявления чувств), тихо выразила настроение многих: «Душевный был мужик, народ свой любил».

Сергею еще перед церемонией дали понять, что, хотя кладбище номенклатурное, никакой официальной торжественности там не будет. Виталий Курильчик, тогда первый заместитель начальника Управления бытового и коммунального обслуживания Мосгорисполкома, эти похороны курировал. Он узнал о смерти Хрущева от работника ЦК КПСС, деловито позвонившего спросить, есть ли на Новодевичьем трибуна.

«Трибуну надо убрать», — потребовал аппаратчик, опасаясь стихийного митинга. Но Курильчик не мог гарантировать, что и без трибуны митинга не будет. Тогда решили обычных людей вообще не впускать. Директору кладбища Аракчееву (в России не обойтись без символизма; он, говорят, при перезахоронении тела Николая Гоголя украл из могилы сапоги, которые потом во сне по-гоголевски его душили) приказали закрыть ворота и повесить объявление о санитарном дне. Аракчеев также решил убрать подиум для гроба у входа, чтобы сразу несли его к могиле, избегая обычной торжественной церемонии на площадке рядом с воротами. Пригнали и два мусорных самосвала на всякий случай, чтобы блокировать внезапных митингующих.