Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - Вильгельм фон Штернбург
Годы жизни в изгнании для Ремарка — действительно годы кризиса, но это и неудивительно. Хотя в материальном отношении ему живется гораздо лучше, чем большинству его товарищей по несчастью, он тоже отрезан от своих корней и родного языка. Нацисты сжигают его книги и лишают его гражданских прав. Кошмарными для него были уже годы с 1929-го по 1933-й. Ни на одного из других немецких писателей не было вылито тогда столько клеветы и наветов. Его личная жизнь втаптывается в грязь, его талант ставится под сомнение сразу же после беспрецедентного успеха антивоенного романа. Любовные отношения с Марлен Дитрих, которые начались летом 1937-го и закончились в 1940 году, а вслед затем и связь с русской актрисой Наташей Палей (1941–1950), несомненно, обострили кризис. Многочисленные записи в дневниках свидетельствуют о том, что любовные аферы скорее обременяли и мучили его, чем приносили ощущение счастья. Своего апогея достигает в 1930-е и 1940-е годы и употребление алкоголя.
С другой стороны, нельзя не видеть, что Ремарк напряженно работает все эти годы. В период с 1933-го по 1948-й — в этот год он возвращается в Порто-Ронко — он опубликовал три новых романа и преуспел в работе над двумя следующими. «Три товарища» и «Возлюби ближнего своего» — произведения очень удачные, а «Триумфальная арка» становится мировым бестселлером. Каждый роман Ремарка всегда возникает в нескольких вариантах, что означает: в эти годы написаны тысячи страниц прозы. Дневники к тому же показывают, что жизненный кризис Ремарка проистекает не только из его тяги к ночной жизни и неуемных страстей — есть у него более глубокий исток. Страх перед жизнью и работой он испытывает на протяжении десятилетий, успех романа «На Западном фронте без перемен», который, конечно же, неповторим, заставляет смотреть на каждую новую работу гораздо более критическим взглядом. Депрессии — это не следствие неумеренного употребления алкоголя и интенсивной амурной жизни, она не интенсивнее, чем у многих других, не менее знаменитых людей, — даже наоборот. Ремарк непрерывно искал забытья и опьянения, полагая, что иначе ему никак не уйти от мертвой хватки уныния и меланхолии.
Заглянув в историю литературы, увидим, что его стиль жизни не является уникальным. Изнемогший от творческих и служебных трудов, Гёте наслаждался отдыхом в Италии; да и в личной жизни не походил на памятник, воздвигнутый ему благодарными поклонниками классического искусства. Фонтане влюблялся не реже Ремарка, но не любил оплачивать содержание тех существ, что появлялись на свет божий в результате его внебрачных увлечений. Брехт эксплуатировал своих спутниц во всех отношениях, не очень-то заботясь о их эмоциональном состоянии. Дневники Томаса Манна рассказывают о тех соблазнах, к изгнанию которых из своего подсознания так стремился отпрыск старинного бюргерского рода. Описание любовных приключений Лиона Фейхтвангера и Жана Поля Сартра заняло бы сотни страниц. Йозефа Рота в могилу свело пьянство. Оно же, в конце концов, разрушило писательский дар Хемингуэя. Они были эгоцентриками, а в отношениях с женщинами и членами своих семей — людьми зачастую малосимпатичными, одержимыми своей работой, и каждому из них пришлось за все это расплачиваться. Они жили на грани риска, депрессии, и кризисы были неотделимы от их существования. И не было среди них такого, чье творчество не страдало бы от его увлечений. Что ж, жить под постоянной угрозой угасания творческих сил — таков удел любого большого художника.
В январе 1934-го американский журнал «Кольерс» публикует рассказ Ремарка «В пути». Писатель возвращается к теме борьбы за существование (в рабочей среде на строительстве железной дороги) и неприметного героизма в виде просто «порядочного поступка».
В марте того же года он принимается за роман «Пат» в новом варианте. Весной 1935-го часами бродит по улочкам и площадям Венеции и Зальцбурга, в ноябре появляется в Санкт-Морице, а Новый год встречает в Париже. Рядом с ним теперь Марго фон Опель, временами Ремарк чувствует себя счастливым, едет с ней в мае 1936-го в Будапешт, оттуда в Вену, а в июне он снова в Венеции. Путешествие с Марго по Истрии заканчивается на берегах озера Гарда. Кочуя по старой Европе, Ремарк останавливается в больших отелях, ужинает в лучших ресторанах, пьет дорогие вина, коньяки и водку. Он любит задушевную беседу и шумное веселье, которое может длиться до рассвета, он никогда не преминет угостить шампанским не только соседей по столику, но и гостей всего заведения. При этом он продолжает покупать картины, ковры, скульптуры и баловать дам своего окружения букетами цветов и ценными подарками. Дорогая жизнь.
Ютта остается его головной болью. Требует к себе внимания, в письмах жалуется на его холодность, материально зависима от него. Она постоянно наезжает в Берлин, не чувствуя себя там в безопасности. Ее сестра замужем за братом Геринга Генрихом, не питающим симпатий к нацистам, но полагаться на могучую руку такого родственника она, очевидно, не хочет. Хочет порвать с Германией и досаждает ему своими просьбами. Он отвечает вежливо, ничего не обещая.
Собственная ситуация и литературные планы — тоже пища для постоянных раздумий. «Что писать — пьесу или роман?» — «Вчерашним методом сегодняшней книги не написать. Только забыв, что владеешь всем арсеналом художественных средств, можешь браться за перо». — «У писателя должен быть крепкий зад. Прострел не стимулирует. Славу, как правило, приходится высиживать. Правда, бывают и исключения, но тогда это везение или обман». Самому ему не до того, чтобы творить, высиживая романы. Издатели и переводчики торопят со сдачей рукописи. Давление нарастает, а работа над новым вариантом «Трех товарищей» идет туго. Казалось бы, благодатная тишина так располагает здесь к трудам... Но есть и причина, которая чуть ли не выталкивает его из Порто-Ронко: «Последние пять лет здесь — они схлопнулись как карточный домик, выдав всего лишь какой-то пшик. Надо рвануть отсюда».
Ремарк не отличался особым хлебосольством, но если гости появлялись, мог проболтать с ними всю ночь. «Ежегодные визиты к Ремарку проходили всегда одинаково, — вспоминал издатель Фриц Ландсхоф. — Всякий раз, когда я звонил ему, чтобы договориться о дне и часе моего прихода, он долго медлил, прежде чем вообще назвать какой-либо срок. Наконец отыскивал несколько минут для разговора за чаркой ранним вечером. И каждый раз эти несколько минут растягивались, включив в себя