Ефим Славский. Атомный главком - Андрей Евгеньевич Самохин
Да, на строительстве такой тонкой вещи, как реактор, со всеми обеспечивающими его производствами находилось порой место и для грубой силы. Вместе с верным глазомером и сметкой, разумеется. Славского Бог не обидел ни тем, ни другим, ни третьим.
Судьба ли распоряжается человеком или человек сам кует свою судьбу? Этот сакраментальный вопрос можно усложнить, добавив к слову «судьба» понятие «история». Разумея под этим судьбу человека и историю страны. Расходясь и сходясь в сложном танце, они как будто совершенно разными путями сводят вместе в неких нужных точках людей и явления, которые по линейной логике не должны были бы пересечься. Что это – случайность или некий сверхсмысл?
Познавая уже «задним числом» истоки атомной отрасли, которую судьба привела его возглавить, Ефим Славский с удивлением выяснил, что первые шаги в этом направлении были сделаны еще в дореволюционной России.
В 1911 году, когда он пощелкивал кнутом, выгоняя в донецкую степь коров, в Санкт-Петербурге была создана Радиевая лаборатория Академии наук под руководством академика Владимира Вернадского: таким образом официально стартовала урановая программа Российской империи. Годом ранее правительство с одобрения императора выделило Вернадскому 14 тысяч рублей на создание специальной лаборатории для исследования радиации. А в Госдуму было внесено предложение о выделении 100 тысяч рублей на поиск месторождений радиоактивных минералов. К правительственному запросу прилагалось подробное целевое обоснование геологоразведки. В частности, перспективы применения радиоактивных минералов в медицине – то, к чему в СССР реально приступили лишь в конце 1940‐х.
А в 1912‐м начала постоянную работу Радиевая экспедиция на месторождении урановых руд Тюя-Муюн в Ферганской долине (первый уран добыт еще в 1904 году). На средства купца Павла Рябушинского были организованы урановые экспедиции в Среднюю Азию и Забайкалье.
Этот ранний старт крепко пригодился позже пионерам советского Атомного проекта. Когда запасы урана станут для страны вопросом жизни и смерти, по следам дореволюционных поисковиков пойдут советские геологи.
Вернадский уже в те годы пророчески изрек: «Перед нами открываются в явлениях радиоактивности новые источники атомной энергии, превосходящие в миллионы раз все источники энергии, какие только человеческое воображение способно представить… перед которыми по силе и по значению бледнеют сила пара, сила электричества, сила взрывчатых химических веществ» [45. С. 59].
Мог ли великий русский ученый предвидеть, что через три с лишним десятка лет перед атомной силой побледнеют не только источники энергии, но и сами земляне, увидев тени, только и оставшиеся от живых людей на мостовых Хиросимы, почувствовав содрогание самой планеты от взрыва термоядерной супербомбы над Новой Землей? Мог ли он знать, что к последнему будет напрямую причастен неграмотный пастушок, гонявший коров за угольными терриконами в Донбассе?
Невероятно долог и тернист оказался путь к овладению энергией ядра. Разразившаяся в России социальная катастрофа, две революции, иностранная интервенция и Гражданская война, казалось, навсегда закроют ей путь в будущее. Однако связующая нить к Атомному проекту СССР протянулась через того же Вернадского. И через три десятка лет «захватила с собой» Ефима Павловича Славского.
Но тогда – в 1917‐м – молодого макеевского рабочего Ефима закружил иной вихрь – волна революционной стихии, поднявшая страну на дыбы.
Глава 4
«Но мы поднимем гордо и смело…»
Как приходили в революцию такие люди, как Славский? Наверное, можно сказать, что это не они приходили, а революция приходила в них вместе с самим ходом событий. И по большому счету, не оставляла выбора, с кем и куда идти. Особенно если молодой человек был решительным, смелым и не прятался под мамкиной юбкой.
Таким как раз и был крестьянский сын Ефим – отнюдь не грезивший в детстве о «богине-революции», как подростки в «прогрессивных» интеллигентских семьях. Не до грез было! Он сам и все вокруг тяжко трудились с детства, верили в батюшку-царя и в сильное Отечество, ходили в церковь по праздникам, косо смотрели на пришлых бузотеров. Но время однажды поменяло «оптику».
Поздние советские выкладки о якобы всегдашней тотальной «революционности» рабочих Донбасса были, мягко говоря, преувеличены. Теодор Фридгут – профессор славистики Иерусалимского университета – в своем фундаментальном исследовании «Юзовка и революция. Жизнь и труд в российском Донбассе, 1869–1924», опубликованном в Принстонском университете в рамках авторитетной программы исследований Института Гарримана (The Harriman Institute), констатирует высокий патриотизм и монархизм рабочих Донбасса вплоть до революции семнадцатого. Например, в 1897 году, в день тезоименитства государя императора Николая II, группа рабочих фабрики Джона Юза явилась в дом шефа полиции Рубцева, высказав свое неудовольствие тем, что над полицейским управлением не висят государственные флаги, как даже над самыми бедными домами Юзовки [134. P. 143].
В начале века и особенно накануне первой русской революции 1905 года на Донбассе стали проявлять активность социал-демократы. Так, на Щербиновском и Нелеповском рудниках с 1901 года возникли первые революционные кружки, в которых работал Г.И. Петровский – депутат Государственной думы Российской империи IV созыва, в дальнейшем видный большевик, партийный и государственный деятель. На Берестовском и Богодуховском рудниках, в Юзовке социал-демократическую ячейку организовал «товарищ Артём» (Федор Сергеев), впоследствии основатель и глава Донецко-Криворожской советской республики, близкий друг Сергея Кирова и Иосифа Сталина. Однако в Макеевке, несмотря на близость с Юзовкой, революционное движение до поры до времени оставалось как бы приглушенным.
В родном поселке Ефима, как и везде в Донбассе до осени 1917‐го, менее всего влияния было у большевиков. Смотрели на них как на неких опасных чужаков. Донецкий политолог, историк и публицист Владимир Корнилов в своей книге «Донецко-Криворожская Республика. Расстрелянная мечта» пишет: «О большевиках же во многих районах Донбасса чаще всего вообще не слыхивали. Во времена Первой мировой войны в Юзовке, к примеру, насчитывался всего десяток членов РСДРП(б)» [81. С. 15].
Вот характерный пример из книги того же Фридгута. С началом Германской войны, когда в других промышленных центрах России собирались демонстрации против военного призыва рабочих, в Юзовке и Макеевке, наоборот, происходили массовые митинги в поддержку «войны до победного конца». Робкая попытка нескольких большевиков организовать антивоенные протесты привели к тому, что их с позором изгнали юзовцы, большинство из которых были именно рабочими.
В марте 1917‐го в Макеевском районе возникли Ясиновский, Ханжонковский, Бурозовский рудничные Советы рабочих депутатов с преобладанием, как и в других местах, эсеров и меньшевиков. Рабочей власти противостоял «благородный» Дмитриевск (бывший поселок Дмитриевский), который наконец обрел летом 1917‐го статус города. Здесь власть держали Общественный комитет, городская дума, воинские и казачьи командиры.
По свидетельству Троцкого, в июле 1917 года после неудачной попытки большевистского переворота в Петрограде 2 тысячи донецких шахтеров на коленях, с непокрытыми головами, в присутствии 5‐тысячной толпы торжественно присягали: «Мы клянемся нашими
