Сергей Киров. Несбывшаяся надежда вождя - Константин Анатольевич Писаренко
Да, Сергей Миронович не сразу взял под козырек, когда вник в суть «странного» спора, спровоцированного Троцким. Ведь в партии разгорелась нешуточная дискуссия! И не о банальной реставрации «единоличия» на том или ином предприятии, а фактически над всей советской экономикой, то есть на государственном уровне. Не слишком ли радикально даже для реалиста Кирова?
Едва ли Мироныч ратовал за «троцкизм» в смысле полной «милитаризации труда». А вот туманные формулировки «проекта постановления» не могли не смутить его. Внятного разъяснения они не давали. Разумеется, он засомневался. Тем не менее на съезде все-таки поддержал ленинскую платформу. Впрочем, если кировское замешательство заметил Бутягин, то и от Ильича оно не укрылось. И предсовнаркома предпочел не спешить, а посмотреть за поведением одного из лучших ораторов партии на пленумах ЦК, заседаниях Оргбюро и Политбюро. Статус кандидата разрешал присутствовать, выступать на них, но не голосовать.
Под занавес съезда, 16 марта, Ленин вынес на одобрение делегатов резолюцию о единстве партии, запрещавшую любую фракционную деятельность, «которая неминуемо ведет… к ослаблению дружной работы и к… попыткам… врагов… углублять разделение… в целях контрреволюции». Отныне «необходимая критика недостатков» становилась прерогативой общих собраний «всех членов партии» без размежевания на группировки по «платформам».
Резолюция прямое следствие «профсоюзной дискуссии». Ленин явно опасался повторения дебатов о советском «единоличии» по какому-то другому, не профсоюзному поводу. И, увы, он не понимал, как обосновать и перед соратниками, и перед рядовыми членами РКП(б), порой до фанатизма преданными идее коммуны, тотального коллективизма, а отсюда и коллегиального управления везде и всем, неизбежность и необходимость возвращения к единовластию во всех сферах, в том числе и государственного управления. Не понимал, не знал, а потому просто наложил табу на любые подобные обсуждения…
Между тем Киров и Орджоникидзе в поименном голосовании за ленинскую резолюцию не участвовали, как и в работе первого пленума ЦК нового созыва вечером того же 16 марта 1921 года. Судя по всему, они уехали из Москвы еще до того, как Ильич пожелал таким образом завершить переполошившую всю партию «странную» дискуссию[204].
5. Карабахский зигзаг судьбы
Второй пленум ЦК нового созыва собрался через два месяца и работал три дня: 16, 17 и 18 мая. В повестке дня помимо прочего значились и «ближайшие задачи организационной работы ЦК». Обсуждались они в течение всего 17‐го числа, а решение пленум утвердил на другой день. Одной из таких задач участники признали подготовку положения «о практических мерах по очистке партии», для чего Оргбюро надлежало сформировать «особую комиссию». Кстати, Орджоникидзе на пленуме присутствовал, а Киров – нет.
Когда «особая комиссия» поручение исполнила, избранная 10‐м съездом Центральная контрольная комиссия (ЦКК) 9 июля образовала другую комиссию, «по проверке и очистке партии». В неё вошли пять членов (Залуцкий, Шляпников, Челышев, Сольц, Шкирятов) и пять кандидатов (Молотов, Преображенский, Лебедев, Медведев, Антипов). Им предстояло создать аналогичные комиссии в регионах, в том числе на Северном Кавказе, и в председатели проверочной комиссии Горской АССР они прочили Кирова. Впрочем, прежде все-таки поинтересовались точкой зрения местного актива. За отзывом о Мироныче Шляпников обратился к Ю.П. Бутягину. А какой отзыв тот дал, мы уже знаем: отрицательный.
Трудно судить, что сулила эта миссия нашему герою. Был ли в ней подвох? Не собирались ли в Москве испытать проверочной комиссией самого Кирова: на степень усердия в проведении линии партии в отношении «непролетарских и ненадежных элементов», недостойных членства в ней. Ведь одно дело – «языком пулеметов» (выражение Бутягина) осуждать в докладах «рабочую оппозицию», призывать на митингах к сплочению рядов, и совсем другое – «пулеметной очередью» выбивать из партии конкретных людей, заслуженно или по ошибке угодивших под каток исключения[205].
Как бы то ни было, пока Шляпников наводил справки, случился инцидент, вынудивший ЦК изменить планы касательно нового места работы Кирова. Подумать только… Не самый развитый, не самый густо населенный регион Кавказа – Нагорный Карабах – в 1920 году оказался ключевой проблемой Закавказья. На район претендовали и советский Азербайджан, и меньшевистская Армения. Арбитр – Москва – стремился прежде всего не допустить политического сближения советского Азербайджана с кемалистской Турцией. Союз двух революционных республик настораживал так же, как и недавнее тесное сотрудничество азербайджанских мусаватистов с младотурками Османской империи. Оттого и Ленин, и Чичерин считали за лучшее отдать три самых южных приграничных района – Нахичевань, Зангезур и Нагорный Карабах – армянским дашнакам, чтобы Армения взяла на себя роль санитарного кордона, разделяющего азербайджанских и анатолийских тюрок.
Орджоникидзе и Киров рассматривали этот вопрос не с геополитической, а с идеологической точки зрения. Им не хотелось ужимать территориально советский Азербайджан, и они категорически возражали против уступки Карабаха и Зангезура Эривани. Тогда и возник компромисс: спорные земли временно оккупировала русская Красная армия. В ноябре 1920 года в Армении установилась советская власть и, понятно, взгляды и Орджоникидзе, и Кирова изменились. Теперь и у них геополитика возобладала над идеологией. Однако лидер советского Азербайджана Нариман Нариманов соглашался снять претензии на один Зангезур, а Карабаху предлагал самоопределиться в полной уверенности, что большинство карабахского населения, экономически сильно зависимого от Баку, на референдуме выберет будущее с Азербайджаном, а не с Арменией. Возможно, на том Москва и Баку столковались бы, но в марте 1921 года после трудных московских консультаций нарком Чичерин и нарком Юсуф Кемаль-бей подписали мирный договор между РСФСР и Турцией. Согласно трактату, Ангора (Анкара) признавала за советской Грузией «сюзеренитет над портом и городом Батуми», а Москва взамен объявляла Нахичевань «автономной территорией под протекторатом Азербайджана».
Таким образом, христианский коридор между двумя тюрскими, мусульманскими народами сужался до одного Зангезура, что, конечно же, не вполне устраивало правительство РСФСР. Коридор следовало расширить – за счет Карабаха. Благо в апреле Зангезур провозгласил себя независимой республикой Нагорная Армения со столицей в Горисе. Помимо Зангезура (другое название Сюник) в неё вошли область на севере – Вайоц-Дзор – и область на востоке – Нагорный Карабах. Это означало: если Красная армия Армении в ходе боевых действий займет, а затем присоединит к себе всю Нагорную Армению, то Нагорный Карабах останется за ней по праву победителя…
Группа членов центрального бюро коммунистических организаций народов Востока, 1920 г. В центре, скрестив руки, сидит Н.Н. Нариманов. [РГАСПИ]
Второго мая 1921 года пленум Кавбюро решил «образовать комиссию из представителей республик во главе с членом Кавбюро Цека, долженствующую определить границы республик и свою работу представить на утверждение
