Сергей Киров. Несбывшаяся надежда вождя - Константин Анатольевич Писаренко
Следующий пленум Кавбюро длился с 1 по 3 июня. На утреннем заседании 3‐го числа собирались заслушать «горский вопрос». Обсуждение перенесли… ввиду отсутствия Мироныча. Не появился он и вечером, когда рассматривался «зангезурский вопрос». Орджоникидзе, Махарадзе (от Грузии), Нариманов (от Азербайджана), Мясников (от Армении), Орахелашвили (от Грузии), Назаретян (от Грузии; уроженец Тифлиса) и Фигатнер (секретарь Кавбюро) проголосовали за то, чтобы «Зангезур ликвидировать в конце июня» и «немедленно приступить к подготовке военных действий». Кроме того, советской Армении надлежало отправить в Нагорную Армению декларацию, а в ней прописать «о принадлежности Нагорного Карабаха к Армении», чтобы побудить лидера зангезурцев – Гарегина Нжде – прекратить сопротивление. В Кавбюро хорошо знали, что тот, посвятив «себя делу защиты физического существования армянства», стремился к одному – воссоединению всего контролируемого им района с Арменией[206].
Интересная деталь. Нариманов, участник заседания, будучи в курсе о будущей принадлежности Нагорного Карабаха, вердикт Кавбюро не опротестовал. По крайней мере, протокол пленума такого не зафиксировал. Похоже, глава советского Азербайджана сразу не уловил подвох. Пока Нжде не принял ультиматум, данный, пятый параграф постановления – не более чем аргумент убеждения, не несущий никаких юридических последствий. Однако стоит лидеру Нагорной Армении с ним согласиться и исполнить, то возникает определенный юридический казус, на который и рассчитывали московские большевики: Нжде удовлетворил пожелания Москвы; Москва в ответ должна удовлетворить его, присоединить Нагорную Армению вместе с Карабахом к Армении советской.
Зангезурский предводитель в искренность Орджоникидзе и Кирова не поверил. Ему требовались гарантии, что зангезурцев не обманут. И тогда 12 июня Совнарком Армении официально декретировал включение Нагорного Карабаха в Армению. Через полторы недели акт обнародовали. Это о нём спустя годы в автобиографии Нжде написал: «При Мясникяне декларацией от июня 1921 года Сюник был признан частью Матери-Родины – Армении». Убедившись, что новый лидер армянских большевиков А.Ф. Мясников настроен серьезно, он наконец свернул боевые действия и ушел за кордон.
Однако с содержанием декрета ознакомился не только Нжде, но и Нариманов, который вдруг понял, что карабахский тезис из постановления Кавбюро от 3 июня вовсе не военная хитрость. Председатель Азербайджанского СНК тут же велел наркоминдел АзССР М.Д. Гусейнову прекратить диалог в Тифлисе о границах с Арменией. Орджоникидзе с Кировым 26 июня попробовали его успокоить телеграммой:
Протоколы заседаний президиума Кавбюро ЦК РКП(б) от 26 и 27 июня 1921 г. [РГАСПИ]
«Перерыв переговоров… при существующей обстановке [в] Зангезуре произведет крайне невыгодное впечатление. Поэтому отъезд Гусейнова задержали до 27 VI. Просим созвать экстренно Политбюро и Совнарком и разрешить вопрос о Карабахе с тем, чтобы завтра… закончить переговоры. Если интересуешься нашим мнением, то… в интересах окончательного разрешения всех трений и установления истинно дружественных отношений, при решении вопроса [о] горном Карабахе необходимо руководствоваться таким принципом – ни одно армянское село не должно быть присоединено к Азербайджану, равно, как ни одно мусульманское село нельзя присоединять к Армении»[207].
В том же духе в тот же день Серго побеседовал и с Гусейновым: «Карабахский вопрос есть вопрос чести всех советских республик, и его нужно решить именно в том смысле, чтоб это было в последний раз», то есть в пользу Армении (большинство сел в Нагорном Карабахе армянские). Орджоникидзе с Кировым полагали, что и обращение, и их «мнение» Нариманов примет и поднимать шум не станет. Во всяком случае, явно не ожидая форс-мажора, президиум Кавбюро 26 июня поручил обоим, Серго и Миронычу, выехать в Кабарду для выяснения целесообразности отсоединения области от Горской АССР.
Однако Нариманов шум все же поднял: 27 июня Политбюро и Оргбюро ЦК АКП, а затем правительство республики признали неприемлемым для Азербайджана отчуждение Нагорного Карабаха, пригрозив, что «иначе Совнарком слагает с себя ответственность». Угроза отставки подействовала. Нариманов за год превратился в азербайджанского Ленина, так что игнорировать подобный демарш Кавбюро не могло. Вечером Орджоникидзе, Киров и Фигатнер провели чрезвычайное заседание президиума и постановили «созвать экстренный Пленум Кавбюро ЦК РКП… В повестке дня вопрос о размежевании республик». С непременным участием Нариманова и Мясникова. Если же лидеры Азербайджана и Армении не приедут, то «решение находящихся в Тифлисе… членов Кавбюро будет считаться обязательным»[208].
Протокол переговоров по прямому проводу М.Д. Гусейнова с Баку, 27 июня 1921 г. [РГАСПИ]
Предвидя нешуточный бой с «бакинцами», Орджоникидзе и Киров запросили помощи у Москвы. И та отправила в Тифлис Сталина. Наркомнац – грузин, а от грузин в предстоящем голосовании зависело многое. У них три голоса: Махарадзе, Орахелашвили, Назаретян. У председателя Кавбюро – тоже три: Орджоникидзе, Киров, Фигатнер. Так что за кем пойдет грузинский триумвират, тот и выиграет.
Пленум начался 2 июля, закончился 5 июля. И вот что произошло всего за четыре дня. Во-первых, собрание подтвердило, что все три закавказские республики независимы «при безусловном сохранении существующих партийных отношений между Цека компартий этих стран и ЦК РКП», во-вторых, одобрило автономизацию кабардинцев, в-третьих, проголосовало карабахский вопрос.
Вечером 4 июля 1921 года за то, чтобы «Карабах оставить в пределах Азербайджана» подняли руки Нариманов, Махарадзе, Назаретян. Против высказались Орджоникидзе, Мясников, Киров, Фигатнер. Та же четверка поддержала положение: «Нагорную часть Карабаха включить в состав Армении». Затем уже не четверка, а пятерка санкционировала проведение плебисцита «только в Нагорном Карабахе, то есть среди армян». Пятый – А.М. Назаретян. Как видим, ключевой стала позиция Орахелашвили. Он «при голосовании по вопросу о Карабахе… отсутствовал», вышел за дверь… Грузины явно сочувствовали азербайджанцам, почему даже «отлучка» Ивана Дмитриевича для проармянской «фракции» Кавбюро дорогого стоила. Как же она сумела этого добиться? Вернее, кто убедил Орахелашвили выйти за дверь?.. Орджоникидзе? Сталин? Или Киров? Орахелашвили с Кировым проработал более полугода во Владикавказе в революционном семнадцатом. Летом 1920 года Киров приютил Орахелашвили в полпредстве РСФСР, спасая от ареста меньшевистской «охранки». В общем, если перед кем Иван Дмитриевич и был в долгу, то, скорее всего, перед этим «прекрасным человеком» Кировым…
Впрочем, карабахская эпопея на том не завершилась. Нариманов не думал сдаваться и тут же сделал заявление: «В виду той важности, которую имеет карабахский вопрос для Азербайджана, считаю необходимым перенести его на окончательное решение ЦК РКП». И опять же политический вес азербайджанского лидера вынудил Кавбюро с ним согласиться. Пленум переадресовал на волю Москвы улаживание «серьезного разногласия» по Карабаху. Хотя вряд ли кто из участников заседания питал иллюзии относительно того, как проголосуют двадцать пять членов ЦК РКП(б). Конечно же, так, как скажет Владимир Ильич. А разве не мнение вождя Советской России выражали Орджоникидзе, Киров, Фигатнер и приехавший из
