Сергей Киров. Несбывшаяся надежда вождя - Константин Анатольевич Писаренко
И все бы хорошо, но Сталин сознавал, что это – тупик. Без «единоличия» и «вождя» молодая республика обречена на стагнацию и отставание, в лучшем случае, в худшем – её ожидает череда кризисов и в финале социальный взрыв. Коллективное руководство – слишком медлительный инструмент управления. Оно и в обычных условиях со временем приводит государство к упадку. А разрушенную двумя войнами и революцией страну не спасет и подавно. Наоборот, ускорит полный и окончательный крах советской власти.
Сталину, как воздух, требовался в Политбюро, в ЦК, в партии влиятельный оппонент, своими нападками сокращающий до минимума свободу слова среди соратников. Да, в идеале надлежало на партийном съезде изменить устав, учредив пост полновластного председателя Политбюро, ЦК или партии, подотчетного съезду, обязанного совещаться постоянно с членами Политбюро и регулярно с членами ЦК. Однако кто ж такую инициативу на девятом году диктатуры пролетариата одобрит? И есть ли оратор, которому по плечу убедить большинство коммунистов в необходимости данной реформы? Киров?! Возможно…
Киров уже далеко не адепт «коллегиальности», все «канительные» изъяны системы видит и при случае борется с ними. Впрочем, к решительному идеологическому развороту Мироныч, конечно, ещё не готов. Нужно подождать. Кроме того, агитировать за возрождение официального единовластия проще и легче при наличии авторитетного и уважаемого страной вождя. Этим вождем Сталин и должен стать с помощью непримиримого оппонента, одного из видных руководителей ВКП(б). Зиновьев, утратив Ленинград, не рискнет ринуться напролом. Каменев тем более. Остается Троцкий…
Наверное, мы никогда не узнаем, что именно заставило Льва Давидовича весной 1926 года прервать благоразумное, нет, лучше – мудрое молчание, гарантировавшее ему членство в Политбюро на годы вперед, и совершить политическое самоубийство, то самое, от которого он сознательно уклонился в декабре 1924 года. Был ли заключен тайный союз со Сталиным? Или отставной председатель РВСР принес себя в жертву добровольно, из любви к Отечеству, социалистическому?.. Ведь не будем забывать, кто первым в 1921 году пострадал от Ленина за пропаганду «милитаризации труда», то есть упразднения коллегиальности в экономике? Троцкий!
Приведем две цитаты. Из стенограммы заседания Политбюро 18 марта 1926 года. Обсуждается телефонограмма Кирова о переизбрании председателя Ленсовета, о «замене т. Зиновьева т. Комаровым». Троцкий принял в прениях участие и вот что сказал, помимо прочего: «Я своих взглядов не скрывал никогда. Но я остаюсь со своими взглядами в рамках Центрального комитета… Свои принципиальные расхождения выносить за пределы Политбюро я считал и считаю себя не вправе делать. Это не «скрывание» от партии своих взглядов, а соблюдение коллегиальной дисциплины. Если Политбюро скажет, что я должен идти в районы и об этом там говорить, я… это выполню. Но ведь это означает дискуссию. А я думаю, что дискуссия будет полезна лишь в одном случае из ста… сейчас нужно… создать условия коллективной работы в Политбюро, действительной коллективной работы, т. е. когда приходишь в Политбюро, то не наталкиваешься на готовое уже решение и не думаешь о том, как преподнести то или другое деловое предложение… не выйдет ли осложнений вместо пользы, не будет ли… инициатива истолкована по другому…»
Заметим, позиция Троцкого практически тождественна молотовской и кировской: хочется нормальной работы сообща без осточертевших дискуссий. Однако миновало всего две недели, и что мы видим:
«Дорогой Николай! В наших внутрицековских отношениях с оппозицией произошли новые изменения… Дело идет к тому, что Каменев и Зиновьев налаживают блок с Троцким на платформе – признание ошибочной борьбы против троцкизма в 23–24 гг., расширение демократии в партии (свобода фракционных группировок), борьба против Секретариата и пр.»[266].
Оригинал письма Бухарину ошибочно датирован автором – Сталиным – 2 апреля 1924 года. В действительности год 1926‐й. Не правда ли, метаморфоза в поведении Троцкого поразительная? От благоразумной солидарности с большинством до безрассудного союза с проигравшим меньшинством, возглавляемым дуэтом, совсем недавно настаивавшим на опале Троцкого.
Дебютировала коалиция на пленуме ЦК 6–9 апреля. Киров на нём присутствовал и, верно, испытал немалый шок, когда услышал, как Троцкий «запел» в унисон с Зиновьевым в прениях по докладу Рыкова «О хозяйственном положении и хозяйственной политике». Против генерального курса ЦК, против генерального секретаря Сталина. Увы, устроенная Молотовым ротация ленинградской организации не положила конец оппозиции и связанной с ней дискуссии. Оппозиция воскресла, словно птица феникс, и, значит, партию ожидали новые дискуссии.
А Киров даже в первой декаде марта все ещё надеялся вернуться из Ленинграда в Баку. Месяцем ранее написал жене: «Я здесь, видимо, застряну месяцев на шесть…. Говорили, что поеду месяца на 3. Теперь выходит, что это едва ли удастся». В письме Орджоникидзе от 17 марта он описал встречу со Сталиным, который «спрашивал, кого туда послать», в Баку, новым секретарем. Киров ответил: «Пока никого, по окончании договора нашего вопрос разрешится сам собой». На что Сталин усмехнулся. Он-то прекрасно понимал, что после оплошности Зиновьева и молотовского «маневра» город на Неве должен обрести нового хозяина – Кирова и, увы, заменить его некем. Ведь «договор» явно заключался до событий 4 и 5 января 1926 года…
Переизбрание председателя Ленсовета тоже не развеяло кировские мечты. А Сталин не спешил разочаровывать единомышленника. И вдруг 12 апреля генсек приезжает в Ленинград. В пятом часу дня он выступил в Смольном перед членами Ленинградского губкома с докладом о работе пленума ЦК. А следующим вечером во дворце Урицкого его слушал ленинградский партактив, свыше трех тысяч коммунистов. Между тем 13 апреля Сталин планировал принять в московском кабинете четырнадцать посетителей. Однако встречи не состоялись. Хозяин срочно отлучился в Ленинград. И похоже, не ради оглашения двух заурядных докладов. Подлинная цель визита – иная, и связана она с будущим Кирова.
Не собирался ли наш герой на пленуме губкома вечером 12 апреля подать в отставку с поста секретаря? Будучи в Москве в первой декаде апреля, Сергей Миронович наверняка вновь услышал от лидера страны неприятный вопрос о том, кого послать в Баку, и понял, что «договор» исполнять никто не собирается. Что оставалось? Проявить инициативу и поставить «вероломного» Кобу перед свершившимся фактом замены временного секретаря ЛК Кирова другим секретарем, постоянным… Сталин каким-то образом проведал о том и, не мешкая, помчался в Ленинград… В итоге Киров смирился с тем, что в Баку генеральным секретарем ЦК АКП уже не вернется. Кстати, выступить с отчетом о пленуме ЦК перед членами губкома и партактивом – обязанность первого секретаря ЛК. Когда 11 апреля ленинградская печать анонсировала оба мероприятия, предполагалось, естественно, что на трибуну поднимется Киров. Но, видно, душевный настрой Мироныча был таков, что Сталин решил взять оба доклада на себя…[267]
4. «Ты, Мироныч, справишься!»
«Скажу тебе прямо, Сергей Мироныч, что твое отсутствие
