Мириады языков: Почему мы говорим и думаем по-разному - Калеб Эверетт
Еще один методологический прием, который используется в наши дни, – создание больших баз данных с расшифровками разговоров и историй на многих языках, чтобы эти базы данных проанализировать с помощью компьютера и лучше понять язык запахов. Этот подход давно применяется для понимания многих явлений в хорошо документированных языках, таких как английский. Теперь этот подход начинают осваивать для описания не столь известных языков. Например, лингвисты использовали этот метод, чтобы зарегистрировать обонятельные термины в языке ча'палаа, носители которого живут на территории Эквадора. В этом языке обнаружилось 15 абстрактных обозначений запахов, выявленных просто тогда, когда носителей ча'палаа просили называть запахи. Многие из этих терминов оказались сравнительно частотными в речи. В составленном лингвистами корпусе данных речи ча'палаа, полученном в результате многих часов естественных разговоров, были засвидетельствованы восемь из абстрактных терминов. Они представлены в таблице.
Результаты исследований языка ча'палаа особенно примечательны, поскольку демонстрируют, что носители некоторых языков не просто располагают множеством абстрактных запаховых терминов, но и активно употребляют их в речи. Вспомним, что в английском существуют обонятельные термины типа petrichor, в живой речи весьма редкие. Авторы исследования сопоставили частотность запаховых терминов в ча'палаа и в двух других языках: английском и имбабура-кечуа. Последний язык был выбран потому, что на нем говорят в том же географическом регионе, что и на ча'палаа, в сходных условиях среды. Вывод исследования оказался простым: «Носители ча'палаа располагают более сложными языковыми ресурсами для обсуждения обоняния, чем носители имбабура-кечуа и английского, и они также говорят о запахах чаще, чем носители этих языков»[80].
По мере того как ученые исследуют обозначения запахов в языках мира, они обнаруживают, что некоторые из наших представлений о том, как люди говорят и мыслят о запахах, возможно, искажены нашим знанием относительно узкого среза мировых культур. Запахи не столь невыразимы, как мы когда-то считали; их можно называть абстрактными терминами. Это абстрактное именование запахов не ограничивается языками какого-то одного региона в мире. Но насколько вообще оно распространено? Насколько люди различаются по своему ощущению запахов? Нам еще многое предстоит узнать о том, как люди воспринимают запахи и как запахи кодируются в языках мира.
Заключение: ощущения
Основываясь на двух предыдущих разделах этой главы, мы можем увидеть, что тщательное изучение языкового многообразия меняет наши представления о том, как люди говорят и думают о красках и запахах, а отчасти даже влияет на наше понимание того, как люди видят и обоняют. Исследователи до сих пор спорят о том, насколько языковые различия в базовых терминах для обозначения цветов и запахов влияют на то, как люди думают о цветах и запахах, даже когда не говорят. Я старался не вставать ни на чью сторону в этих спорах, хотя некоторые из обсуждаемых работ действительно предполагают, что языковые различия влияют на то, как люди мыслят о цветах и запахах, даже когда не говорят. Что я хочу подчеркнуть: ныне очевидно, что языки классифицируют зрительные и обонятельные ощущения удивительно разными способами.
В ближайшие годы мы получим более полное представление о том, как в языках мира называют более широкий набор зрительных стимулов, обонятельных стимулов и стимулов, улавливаемых нашими остальными чувствами. Бо́льшая часть информации насчет других чувств носит случайный и недостоверный характер. Возможно, самый яркий пример новаторской работы – исследование большой команды ученых, тоже под руководством Маджид, на материале двух десятков языков со всего мира. Это исследование, опубликованное в Proceedings of the National Academy of Sciences («Труды Национальной академии наук»), помогло пролить свет не только на то, как языки описывают цвета и запахи, но и на то, как они описывают другие, самые базовые сенсорные стимулы: звуки, формы, тактильные ощущения и вкусы. Исследователи систематически рассматривали, как носители этих неродственных языков, на которых говорят в разных частях света, называют стимулы из разных сенсорных областей. Каждый однородный набор стимулов испытали на носителях этих языков, чтобы узнать, насколько последовательно они выбирают базовые термины для обозначения этих стимулов. Так, например, всех участников исследования просили назвать один и тот же горький вкус. Затем Маджид и ее коллеги квантифицировали степень устойчивости ответов как внутри языка, так и между языками. Все ли носители данного языка использовали для описания одно и то же слово? Или существовал некий диапазон ответов? Исследовав степень устойчивости названий, применяемых говорящими к разным типам стимулов, авторы сумели получить некоторое представление о том, насколько точно и абстрактно закодированы в языках мира определенные стимулы. Они обнаружили, например, что цвета в большинстве языков обычно кодируются более абстрактно и точно по сравнению с запахами и именуются сравнительно предсказуемо. Однако есть и исключения. Например, в умпила, языке аборигенов севера Австралии, запахи, по-видимому, кодируются более точно, чем цвета. То есть носители этого языка последовательно именуют запахи одними и теми же предсказуемыми терминами, но относительно непредсказуемы в именовании цветов.
Возможно, самый любопытный результат этого многолетнего исследования множества соавторов связан не с запахами, а со вкусами. Вкусы, как оказывается, очень предсказуемо и последовательно кодируются во многих разнообразных языках из выборки. Более того, нет доказательств, что цвета легче кодируемы, чем вкусы, вопреки распространенному убеждению, основанному на немногочисленных WEIRD-языках. Это убеждение понятно. Сколько абстрактных вкусов вы сможете назвать? Подозреваю, список будет намного короче, чем список из 11 базовых цветообозначений английского. Большинство людей не особенно последовательно используют абстрактные английские обозначения вкусов, за исключением соленого, сладкого, горького и кислого. Даже эти термины нечетки, но, как оказывается, во многих языках существует более богатый и точный набор абстрактных вкусовых обозначений.
Еще один интересный результат, полученный в ходе этого исследования, связан с тем, как языки описывают слуховые стимулы. Испытуемым предъявляли различные типы звуков, например, громкие и тихие, а также высокие и низкие. Их просили описать эти звуки базовыми словами из родного языка. Однако некоторые ожидания относительно того, как люди называют подобные слуховые стимулы, были нарушены результатами эксперимента. Говоря словами авторов, «часто утверждают, что все языки описывают изменчивость частоты звука, пользуясь метафорой высокого-низкого и что эта универсальность языкового кодирования отражает тонкую настройку анатомии уха… Однако в нашей выборке различных языков самым распространенным способом говорить о вариациях частот оказался эквивалент метафоры большого-маленького, и только затем следовали метафоры высокого-низкого и тонкого-толстого»[81]. По моему преподавательскому опыту, многие студенты не осознают, что именование звуков «высокими» или «низкими» основано на специфической метафоре, во многом похожей на то, как мы изображаем время, – с будущим впереди. Почему-то высокий звук кажется объективно «выше» в каком-то измерении реального мира, но это, конечно, не так. У высоких звуков просто более высокие частоты, измеряемые в колебаниях в секунду (герцах). Есть своя логика в том, что большинство языков описывают высокие звуки
