Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола

М а т ь. Нет…

А г н е с. Про гору Коппель и землю Семи Замков. Расскажи!

М а т ь (с запинками, словно с трудом припоминая). Семь замков окружают прекрасную долину, равной которой в целом свете не сыщешь… Семь замков стерегут долину. В семи воротах стоит по семи рыцарей в доспехах, чтоб не проникли в долину ни скорбь, ни горе.

А г н е с (тихо). …Чтобы не проникли в долину ни скорбь, ни горе…

М а т ь. Люди в земле Семи Замков добры. Не обижают друг друга, не причиняют ближнему горе. Там нет ни греха, ни вины. Небо ясное, чистое.

А г н е с (тихо). О, как хорошо в земле Семи Замков.

М а т ь. Хотите, дети города Гаммельна, попасть в этот рай земной? Нет ничего проще! Поднимитесь на гору Коппель. В пропасти, которая под ней разверзается, есть ворота, ведущие в страну Семи Замков. Но чтобы до них добраться, нужно пройти сквозь тьму и ночь, оглашаемые печальными укоризненными голосами. Прошедший сквозь все это сподобится блаженства и благодати.

А г н е с (пылко). Как поется та песня о земле Семи Замков? Ты ее помнишь?

М а т ь (поет слабым, дрожащим голосом).

Не страна, а сказка,

дивная, как сон.

День разбудит, ласков,

синью осенен.

Не страна, а сказка,

грусть-печаль целит,

гонит прочь опаску,

горести земли.

Там счастливей люди

и сильнее нас.

Подлостей не любят,

лжи, измен, гримас.

А г н е с (подхватывает песню).

Не страна, а сказка,

сладкая, как грех.

В дебрях свистопляска не заглушит смех.

Край, где нету горя,

мир совсем иной —

песнь ржаного моря,

шепот луговой.

Сердца боль, напасти

грезой исцеляй!

Господи, попасть бы

в этот райский край!..

(С чувством допела. Подходит к матери.) Мать, а сказка не лжет? Да если и лжет — разве можно ей не поверить? Прощай, мать, пойду прогуляюсь. Такой погожий, ясный день!..

М а т ь. А если придет Кристиан?

А г н е с. Пусть подождет.

М а т ь. А крысолов?

А г н е с. Пусть идет следом за мной. На гору Коппель.

М а т ь (обеспокоенно). Будь осторожна, Агнес. Обещай мне, что будешь осторожна.

А г н е с. Ладно, мать… (В дверях оборачивается, кивает матери, поет.)

Господи, попасть бы

в этот райский край!..

СЦЕНА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Дуплистая ива над рекой. Только что зашло солнце. Все вокруг еще озарено красно-желтым светом. Вдали — пение и музыка. А г н е с  неторопливо и торжественно подходит к берегу.

А г н е с.

Река, словно друг, успокаивает и утешает.

Плавно катятся воды.

Гладь подернута зыбью.

Рыбки снуют на прозрачной отмели.

Руку протянешь — и вытащишь рыбку!

Дальше вода уже непрозрачна…

Но так же тиха.

Мягко катятся волны,

колыхается челн рыбака.

Веселые песни слышатся издалека.

Неторопливо бредут над рекою влюбленные.

Если день утомил вас,

если был он нещадно зноен,

если путь утопал в пыли —

речка к вашим услугам, она терпеливо вас ждет…

Воды уносятся, убегают,

шепчут слова утешения тем,

кто горюет, страдает на берегу…

(Внезапно решившись, бросается в реку.)

А издалека доносятся пение и музыка.

СЦЕНА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

К р и с т и а н, м а т ь.

Дом Кристиана. Вечер.

М а т ь (входя). Кристиан…

К р и с т и а н (радостно). Дядюшка тяжело заболел! Уже третий день колотит лихорадка. Барышня Гертруда послала за священником.

М а т ь. Кристиан…

К р и с т и а н. Дядюшка едва меня узнал. Утешение духовника вернуло ему спокойствие. Он то бредил, то порывался встать и отправиться в трактир «У жаждущего», то говорил о женщинах и розах, а то так исповедовался в грехах, и каких!

М а т ь. Кристиан!

К р и с т и а н. Ждать наследства уже недолго! Какое радужное заманчивое будущее! Наследник дядюшки Ондржея — это вам не фунт изюма! Гаммельн увидит, как я распоряжусь наследством. Будущее принадлежит мне. Мне и Агнес…

М а т ь (с криком падает, словно подкошенная). Агнес!

К р и с т и а н (пугается). Что такое?.. Что случилось?

М а т ь. Я так долго искала. И все напрасно! Обегала соседей — не видали ли Агнес? Ходила по улицам Гаммельна, останавливала прохожих. Все спешили от меня отделаться, отвечали уклончиво. Они видели Агнес, но не помнят, давно ли. Проходила, но бог весть, было ли это сегодня или вчера.

К р и с т и а н. Что с Агнес?

М а т ь. У граждан города Гаммельна другие заботы, что им за дело до бедной девушки, одиноко идущей по улице! А я все спрашиваю и спрашиваю: вы не видели Агнес, не видели мое дитя?

К р и с т и а н. Я тоже ничего не знаю: где Агнес? Что с ней?

М а т ь. Мне сказали, что она пошла к реке. Кристиан, к вам она не заходила? Ведь вы живете у реки!

К р и с т и а н. Не заходила.

М а т ь. Так вы не видели Агнес, мое дитя?

К р и с т и а н. Скажите же наконец, что случилось!

М а т ь (смотрит на него; затем смеется. Это смех сумасшедшей).

Господи, попасть бы

в этот райский край!..

(Уходит.)

СЦЕНА ДВАДЦАТАЯ

К р ы с о л о в, м а т ь.

В доме у Агнес. М а т ь, молча улыбаясь, сидит с вышиванием в руках, нежно и неторопливо поглаживает его. Внезапно входит  к р ы с о л о в, смотрит на мать.

М а т ь (почти не обращая на крысолова внимания). Какая яркая вышивка… Это Агнес вышивала, мое дитятко вышивало эти яркие, красивые цветы…

К р ы с о л о в (подходит к ней, берет за руку. Негромко). Что случилось с Агнес?

М а т ь (с тихим безумным смехом). Агнес, дитя мое малое… яркая вышивка… (Гладит вышивание.) Кудри… шея… нежная шейка… яркая вышивка…

К р ы с о л о в (берет ее за плечи и поворачивает к себе). Что тебе известно об Агнес?

Мать смотрит на него и снова смеется — будто удачной шутке.

Где Агнес?

М а т ь. Агнес ушла… Агнес ушла в страну Семи Замков.

К р ы с о л о в. Где эта страна Семи Замков?!

М а т ь. Идите на гору Коппель! (Заливается смехом.) Идите на гору Коппель, может, она там дожидается…

К р ы с о л о в (пронзенный болью, отстраняется от матери, он обо всем догадался). Ах, эта сказка о стране Семи Замков! О, этот вечер, когда Агнес рассказывала мне ее. С улыбкой ребенка и еще сонными глазами. Конец… Я позволил ее отнять у меня, и Кристиан ее отнял. Я сам дал ей уйти, и Агнес ушла. Вечная история. (Умолкает.)

Слышен лишь тихий смех безумной матери.

(Внезапно встрепенувшись, берет в