Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген

Я н. Наденьте черное платье и идите в костел, потом погуляйте по городу и под вечер вернитесь в свою улочку на окраине. Мы уже дома. Раз и навсегда. Раз и навсегда у своих инструментов, на рукоятях которых от пальцев образовались вмятины.

М а г и с т р. Такая вмятина, Ян, — это все, что у тебя теперь есть.

А н н а. От первого же путевого столба, от первой тропки юноша, едва овеянный ветрами, возвращается домой. Теперь, Ян, вы уже никогда не поймете, куда идти.

М а р и я. Противно слушать — только зависть да колкости.

П е р в ы й  р о д с т в е н н и к. Вы обратили внимание, что говорила эта девица? Ей-богу, в сравнении с ней я по части ругани начинающий школяр.

В т о р о й  р о д с т в е н н и к. Все ссоры, все соперничество!

М а г и с т р. Куда вы смотрите, сударыня?

Т е т я. Смотрю как покойник, что лежит в морге со скрещенными на груди руками.

М а г и с т р. Грозная астрономия! Он спит. Спит яростным сном. Его лицо избавилось от страданий, а волосы побелели при свете множества ламп. О землистая рука смерти, обратившая его лик к звездному небу!

Т р е т и й р о д с т в е н н и к. Ты слышишь магистра? Тебе бы никогда не дождаться сочувствия этого нюни, ибо все твои невзгоды он счел бы вполне закономерными происшествиями.

В т о р о й  р о д с т в е н н и к. Полагаю, он тайный прелюбодей и пьяница.

Т р е т и й р о д с т в е н н и к. Жертва порока.

П е р в ы й  р о д с т в е н н и к. И за все это старый дурак еще платил ему!

В т о р о й  р о д с т в е н н и к. Этакому развратнику.

П е р в ы й  р о д с т в е н н и к. А тетушка полна жизненных сил.

Т р е т и й р о д с т в е н н и к. Старая сумасбродка.

П е р в ы й  р о д с т в е н н и к. Надень, Ян, плащ и шляпу. Идем, пора. Поднимите носилки. С дороги, барышня.

Натягивают на Яна одежду его дяди и уходят.

М а р и я (Анне). Выметайтесь!

Я н. Прощайте. Раз и навсегда.

А н н а. Наседка! Старые пни! Обжоры! Мы идем, магистр?

М а г и с т р. Я не спешу.

Т е т я. Так как же?

А н н а. Я не боюсь глядеть ни в даль, ни на горные выси, ни в глубокие пропасти.

Т е т я. Я знаю все, что было.

А н н а. Дороги, на которых можно подохнуть с голоду, города, окутанные дымом, волны, уносящие призрак корабля, призрак завоевателя.

Т е т я. Мы зачарованы стародавней колдовской песней, скучными днями без всякого выбора, дешевыми подвигами. Да вернется воскресенье, пережитое мною пятнадцать лет назад! Да вернется вечерняя встреча на лестнице! Да вернется все прошлое — день за днем, до самого начала!

А н н а. О гнилостные краски времени!

Т е т я. О безумцы с окровавленной головой!

Колокольный звон.

М а г и с т р. Время. День. Смерть. Время, день, смерть. Ах, лезвие кончается непостижимым острием!

Т е т я. Вы опять проявляете склонность к шуткам?

А н н а. Начинаете одну из своих длинных речей?

М а г и с т р. О, права посредственности и права героизма одинаково не затрагивают меня. Я сделал удачный выбор. Ни одно событие не совершается на обочине жизни, ни одно не лишено значения. Я простился, и я пойду. Дорога узка, Анна, мир широк, сударыня. Прощайте, оставляю вам все, что заслуживает любви и что не вместилось во мне. Прощайте!

Т е т я. Раз и навсегда!

А н н а. До свиданья!

СЦЕНА ШЕСТАЯ

М а г и с т р. Ах, доверительные отношения, обреченные на скорую кончину, дружеские узы, разорванные с грустью, которой я не скрываю! Увы, я одинок. Люди протягивают руки для приветствия, но мои разговоры с ними не клеятся. Мне тоскливо. Иду, не владея ничем, что бы мне хотелось повторить в свою последнюю минуту, кроме сожаления, которое я изливаю. В этом доме я похоронил мертвых и плачу на погребении. Чело опирается о посох, в суме — хлеб. Почему ты меня покинул, Ян, почему тебе надоели распри тех, кто любит, и перебранки, прекраснее которых нет ничего на свете? Почему ты бросил нашу игру в школу? Взгляни, в небесной сердцевине удаляется ангел. Молча. Не приглашая следовать за ним. Ты видишь это, лентяй? Надо бы повздорить с тобой, да все равно ты потерпел поражение, ты состарился. Нам остается лишь несчастная любовь.

Доносится крик петуха.

Тьфу, тьфу! Я здесь, ты слышишь, деревенский петух, я голоден, я немного навеселе — и все же я шагаю, все же тороплюсь. Я верю! О кромешная чернота времени, напоминающая грифельную доску со знаками зодиака! Моя утренняя книга, моя поэзия, мои слова, ограничивающие бесконечность! Звездная система! Ночь, подобная собранию образцов красоты! Я вижу, я узнаю — вот Большая Медведица, вот Кассиопея, вот Близнецы!

СЦЕНА СЕДЬМАЯ

М а г и с т р. Прекрасный день, прекрасный день. (Спотыкается.) Этот утлый посох мне только мешает. (Разламывает его пополам.) Вот так! Прочь, первые признаки старости, примешанные к вечному лету молодости! Прочь, назойливые советы болезни! Однако дорога тут прескверная. Как бы не порвать сапоги. Э, да дела еще не так плохи. Подошва прочная и топает что надо. Левой, левой, левой!

М а л ь ч и к. Эй, сударь, куда вы лезете?

Д е в о ч к а. Простите, но так вы разрушите наш домик.

М а л ь ч и к. Ну вот, уже растоптали одну стену.

М а г и с т р. Ой, что я наделал!

Д е в о ч к а. Осторожность никогда не помешает, сударь.

М а г и с т р. А знаете, дети, построим-ка мы что-нибудь получше. Сызнова. Начнем все сначала. Сызнова и лучше.

М а л ь ч и к. Хорошо.

М а г и с т р. Дайте мне лопату!

М а л ь ч и к. Да, да, да!

Д е в о ч к а. Но у нас нет лопаты.

М а г и с т р. Тогда дощечку, которую ты держишь в руке.

М а л ь ч и к. Давайте строить!

М а г и с т р. Соединим эти две точки прямой линией. Экий ты неловкий, она у тебя неровная! Так. Это, дети, прямоугольный треугольник, видите, квадрат, который я рисую на гипотенузе, равен сумме квадратов, нарисованных на обоих катетах. Запомни, Ян, это теорема Пифагора. Ах, господи! Как тебя зовут, мальчик?

М а л ь ч и к. Ян.

Лев Блатный

СМЕРТЬ НА ПРОДАЖУ

Трагикомедия в трех действиях

L. Blatný

SMRT NA PRODEJ

Lev Blatný. Smrt na prodej. Praha. Časopis Plán, 2, 1930—1931.

Перевод с чешского Ил. Граковой.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

МАМАША ГАЛДАКОВА.

ГЕРМИНА, ее дочь.

СКЛЕНЯЧКА, их соседка.

КОМИССАР.

ДОКТОР.

ДВА ПОЛИЦЕЙСКИХ.

КОРЧАК, дворник.

ИНДРА ВОБИШЕК, приказчик.

РАХ, веревочник.

ДВА СЛУЖИТЕЛЯ.

I

Бедное жилище — кухня; дверь выходит в коридор. Левая дверь в соседнюю комнату открыта. Г а л д а ч к а  стоит, растерянная и испуганная, у плиты. Дверь из коридора открывается, появляется голова  С к л е н я ч к и.

С к л е н я ч к а. Ушли уже?

Галдачка делает испуганный жест, чтоб она не входила.

Ну, что? (Входит в кухню.)

Г а л д а ч к а. Тут они, одни полицейские.

С к л е н я ч к а. А чего ждут?

Г а л д а ч к а. Пана комиссара и доктора. (Вздыхает.) Доктор ему уже не поможет. Помилуй его, господи… (Крестится.)

С к л е н я ч к а. Что за церемонии…

Г а л д а ч к а. Тсс! Дверь открыта.

С к л е н я ч к а. А вы закройте.

Г а л д а ч к а. Боюсь. Пошевелиться боюсь. Мне сказали, чтобы я ни до чего не дотрагивалась, чтобы все оставила, как есть. Стою тут, а ноги у меня дрожат.