Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген
Й о г а н и к. Ни к чему этот разговор.
Т о н и ч к а. Я думала, вы из них.
Й о г а н и к. Какой есть, такой есть, другим быть не могу.
Т о н и ч к а. Нет, вы другой! Скажите, неужели возможно, чтоб он… так вот ушел?
Й о г а н и к. Сами видели…
Пауза.
Т о н и ч к а. Тогда я пропала.
Й о г а н и к (смотрит на нее). Сама садик я садила…
Т о н и ч к а. Мучите вы меня!
Й о г а н и к. Да!
Т о н и ч к а. Не надо…
Й о г а н и к. Поступайте как угодно. Я вам ясно говорю, что мне до вашей истории никакого дела нет. Я все знаю, я ведь не бревно, и когда ночью… Но именно поэтому я поставил на всем крест!
Т о н и ч к а. О чем вы?
Й о г а н и к. О том, о чем я никогда не хотел с вами говорить!
Т о н и ч к а. Я тоже. Вы меня оскорбляете, как все теперь будут меня оскорблять и мучить, все против меня пойдут, и вы первый… А за что? Виновата ли я в своей… (Вдруг встает, с достоинством.) Да что я с вами об этом толкую?
Йоганик смотрит удивленно.
Издевайтесь! Как хотите! Знаю — небу не в чем меня упрекнуть, разве в том, что была глупа… Точите зубы на меня? А я-то про вас думала… Совсем другие глаза у вас были, не такие, как сейчас, и разговаривали вы не так…
Й о г а н и к. Да мы с вами и не разговаривали, так только, несколько слов…
Т о н и ч к а. О них-то я и говорю.
Й о г а н и к (вдруг ледяным тоном). Неприятная история, понимаю, но что поделаешь? Валента сбежал и не вернется, а вы?..
Т о н и ч к а. А я?
Долгая пауза.
Й о г а н и к (заметался от окна к столу, потом рухнул на кушетку, обхватив голову руками). А я?!.
Т о н и ч к а (встает). Это ведь ужасно… Ужасно! Тетка меня выгонит… брошусь в реку!
Йоганик медленно подходит к ней, смотрит в лицо. У Тонички по щекам стекают слезы.
Й о г а н и к (яростно и вместе с тем нежно). Послушайте!.. (Нечаянно открывает дверь, хочет ее сразу прикрыть.)
Т о н и ч к а, горестно всхлипнув, выбегает.
(Так захлопывает дверь, что гул пошел по дому. Бросается всем телом на дверь, чуть ли не с пеной на губах.) Сама садик ты садила, сама будешь поливать!..
Долгая пауза. В дверь стучат.
XV
Й о г а н и к (все еще в бешенстве). Кто там?!
Г о л о с Ю з л а (за дверью). Открой!
Й о г а н и к. Сейчас выйду!
Г о л о с Ю з л а. Открой!
Йоганик медленно отходит к столу, смотрит на вошедшего Ю з л а.
Ю з л. Что здесь происходит? Изволь объяснить! Я так и предполагал…
Й о г а н и к (иронически). Мы же на «вы»!
Ю з л. Мы — на «ты»! У нас пойдет мужской разговор!
Й о г а н и к. Не суйся не в свое дело!
Ю з л. Я видел Тоничку.
Й о г а н и к. Я тоже.
Ю з л. Что с ней стряслось?
Й о г а н и к (жестко). Милый сбежал.
Ю з л (довольно резко). Это я уже слышал, но тут должно быть что-то еще! Девчонка сидит в кухне как мертвая, слово едва выронит — не хватает, чтоб она над собой что-нибудь сотворила! (Выбегает из комнаты, вскоре возвращается.) Запер я ее! Йоганик!..
Й о г а н и к. Я тут ни при чем.
Ю з л. Сказал! Я тоже ни при чем, но мне-то ты зачем так говоришь?
Й о г а н и к. Что тебе от меня надо?
Ю з л. Упрямая башка! Должны мы как-то ей помочь!
Й о г а н и к. Говорится: как постелешь, так и…
Ю з л. Мало ли что говорится! Если кто мерзавец, это еще не значит…
Й о г а н и к. Легко тебе говорить!
Ю з л. Я не позволю обижать девчонку!
Й о г а н и к (иронически). Это почему же?
Ю з л. Нравится она мне, ох как нравится! В этой девушке есть что-то такое, чего, быть может, у сотни баб не найдешь!
Й о г а н и к. А нравится — ступай, утешь ее! Ему она тоже нравилась, а теперь что?
Ю з л. Ты-то что на нее так взъелся?
Й о г а н и к (быстро). Потому что… (медленно) потому что я… любил ее! (Роняет голову на стол, рыдает.)
Долгая пауза.
Ю з л (садится на кровать, смотрит на Йоганика). Да, паршивая история! (Пауза.) Говорил ты ей об этом?
Йоганик отрицательно качает головой.
Откуда же ей было знать?
Й о г а н и к (занятый своими переживаниями, не слушает Юзла, порывисто). Как я мог ей сказать, когда знал про него, когда собственными глазами… (Проводит рукой по глазам и застывает в неподвижности.)
Ю з л. Женщинам в таких случаях всегда хуже, чем нам, сам знаешь — надо быть справедливым!
Й о г а н и к. Что ты сказал?
Ю з л. То и сказал: девчонка, говорю, несчастна.
Й о г а н и к. Не по моей вине!
Ю з л. Об этом тебя никто не спрашивает. Сделает она что-нибудь с собой!
Й о г а н и к. И в этом я не буду виноват!
Ю з л. Никто тебя не спрашивал! Вот ведь что удивительно: я вижу ее сейчас перед собой, а ты — нет… А говоришь, любил, — ошибся, верно. Да, конечно, ошибся! Это было у тебя только так — солома вспыхнула.
Й о г а н и к (повернувшись к нему). Думаешь?
Ю з л. Да ты вообще уже любил кого-нибудь?
Й о г а н и к. Можешь смеяться: не любил!
Ю з л. Чего же тут смеяться?
Й о г а н и к. А коли не смеешься, скажу тебе больше. Как-то сказал я себе, что первой, кого полюблю, останусь верен.
Ю з л. Год назад я бы так расхохотался, что стекла б треснули.
Й о г а н и к. Чего ж теперь не хохочешь?
Ю з л. Потому что… (Пауза.) Твой отец когда женился?
Й о г а н и к. Когда ему было двадцать два года, дед — тоже… Я понимаю, к чему ты…
Ю з л. К тому, что это и в тебе сидит.
Й о г а н и к. Признаю́. Часто по ночам думал об этом… Ты куда?
Ю з л (открыв дверь, выходит, вскоре возвращается, сияющий). Вроде бы уснула… Заплаканная вся.
Йоганик закашлялся, сжимает голову ладонями.
Мой отец женился поздно, я, быть может, вообще не женюсь — вот тебе результат, когда в семье интеллигент появился. С тебя же начинается какой-то распад семьи. Гимназия задержала твое развитие, работа да нужда свою долю внесли, и вижу я по твоему носу: женишься в тридцать пять лет! А между тем есть что-то прекрасное в том, чтобы свить себе гнездо, пока ты молод! Пока еще ничего не покупаешь, пока не отравлен кучей всякой ерунды…
Й о г а н и к. Когда ты до этого додумался?
Ю з л. Теперь я это знаю.
Й о г а н и к (машет рукой). Пусть каждый решает, как хочет. Это такая же история, как с моей учебой. Вижу теперь — не удержусь я в студентах. Я работать хочу, по-настоящему, руками что-то делать. Не хочу красть у себя четыре года жизни, сидя в этом углу! Моторы! Сейчас я это точно знаю, а об остальном не спрашиваю. И как-то стыжусь я этого — и горжусь тоже! (Подходит к Юзлу, кладет ему руку на плечо.) Нет, милый мой, мне уже не