Древняя Русь: имидж-стратегии Средневековья - Илья Агафонов

Конечно, всегда остается сомнение. Что же делать государю, если советовать правителю начинают не «благие советники», а наоборот – злокозненные и вероломные? И где кончаются полномочия правителя, чья власть происходит от Бога? Именно этот вопрос и поднимался в переписке Ивана IV с опальным князем Андреем Курбским, бежавшим в Великое княжество Литовское в 1564 году.

В переписке двух заклятых друзей историки уже не одно столетие считывают конфликт. Конфликт сложный и двусторонний. С одной стороны, в посланиях Ивана Васильевича считывается уверенность царя в априорном авторитете своей особы, критика которой невозможна со стороны подданных. С другой стороны – мнение опального князя, которое строится на догмах, связанных с неисполнением правителем надлежащих правил поведения. Однако о том, насколько демоничен был образ Ивана IV, по мнению князя Андрея, будет рассказано в следующей главе. В данном случае симпатии будут на стороне Ивана – царя, который знает, что ему необходимо, чтобы быть идеальным государем.

Прежде всего стоит сказать, что оба оппонента – невероятно умные и начитанные. Что царь, что князь свободно оперирует Священным Писанием, используя его как доказательную базу своих аргументов. Однако Ивану IV мы в этой главе верим больше. А потому посмотрим, что там напридумывал этот изменник Курбский.

Одним из основных поводов для критики царя у опального князя является проведение царем репрессий в отношении своих подданных и себя в том числе: «Зачем, царь… воевод, дарованных тебе Богом для борьбы с врагами, различным казням предал, и святую кровь их победоносную в церквах Божьих пролил». На это Иван IV разумно отвечает, что «царям следует быть осмотрительными: иногда кроткими, иногда жестокими; добрым же – милосердие и кротость, злым же – жестокость и муки, если же нет этого, то он не царь». При этом образ правителя, который обязан наказывать изменников, вполне согласуется с христианскими нормами поведения. Попустительство клеветникам, «разбойникам» и предателям – свидетельство слабости, но не силы. С этим царь Иван Васильевич не только соглашается, но и считает чрезвычайно важной возможность царя неограниченно вершить суд над «злодеями, разжигающими огонь».

Тут нельзя не упомянуть о том, что царская власть в России XVI века не была безусловной. Ее ограничения никогда не прописывались в Судебниках или какой-нибудь «Конституции», однако они были. Прежде всего неформальным ограничителем власти правителя была сама христианская догма. Еще в IX веке константинопольский патриарх Фотий писал правителю Болгарии Михаилу: «Надо править державно, не прибегая к наказаниям, а создавая о себе впечатление, что можешь наказать». Злоупотреблять земной властью правитель не должен. Это отринет от него Божье благословение. Однако помимо этого правителю нужно было чтить традицию – самый главный сдерживающий фактор. Как бы сильно Иван IV ни желал стать самодержцем и править единолично (а он так-то не хотел), все важные решения все равно «сдумывались» с боярами, митрополитом и даже Земским собором. Конечно, никто не мешал царю казнить тех, кто выступал против его решений и политики. Но если он настолько самодержавный, зачем вообще совещаться с кем-то? То-то и оно!

Сам Иван IV считал, что «царь страшен не для дел благих, а для зла». А потому претензии, что высказывает ему Курбский, надуманы – сам царь осознает свои ограничения и пределы собственной власти. Продолжая спор о сущности царской власти, Иван Васильевич обращается к вопросу о том, как должен править истинный царь. И да, самодержавное правление через единоличное управление страной – единственный выход. Примером негативного влияния «попов и лукавых рабов» на царство становится Византийская империя. Именно ее правители допустили вмешательство во власть «дурных советников», из-за чего вся империя и рухнула. При этом ни о каком отказе от советников как таковых царь ничего не говорит. И даже если смотреть на опричную политику как на прямое воплощение царских стремлений картинка не сложится. В рамках учрежденной в 1565 году опричнины внутри «царева удела» функционировали приказы, существовала собственная Боярская дума. А все важные для страны решения царь принимал при участии как земских, так и опричных представителей. О каком присвоении власти тогда может идти речь?

Есть у историков и такое мнение, что в своих посланиях царь Иван Васильевич старался утвердить вполне разумную и стройную мысль. Он пытался объяснить тот факт, что царь – это помазанник Божий, «облеченный Высшей Благодатью на труды свои». И в целом поспорить с ним трудно. Начать с того, что свое право на царский титул Иван IV строил на тексте «Сказания о князьях Владимирских», который считался им вполне правильным и корректным. Генеалогическая версия происхождения царского титула через Октавиана Августа и кровную связь с великими правителями прошлого работала. Сам же Иван «Божии изволением и прародителей своих и родителей благословением, яко же родихомся в царствии, тако… и воцарихомся Божиим велением… а чужого не восхотехом».

Идея преемственности власти очень важна для Ивана Васильевича, ведь именно она отличает законную власть от «беззаконной». Любая власть от Бога, даже если она получена через насилие – беззаконно. И даже такой власти каждому христианину надо покоряться как проявлению воли Бога. Законность власти доказывается наследственностью. А потому этот момент оказывается важнее любых свершенных царем «нарушений», которые приписывает ему Андрей Курбский. Кто, если не Иван Васильевич, «народился Божиим изволением на царство»?

Что выделяет Ивана Васильевича среди прочих интеллектуалов, которые рассуждали о пределах царской власти, так это его любовь к истории и сравнениям. Ведь царь знает, что есть в мире страны, где полномочия правителя отличаются тех, которыми обладает он. Есть, например, державы, где цари «послушны епархом и синклитом», а потому они «царствии своими не владеют». Неправославные народы грешат таким чаще всего. Взять, кстати, Польшу – отличная иллюстрация того, когда правитель «от всех повелеваем есть, а не сам повелевая».

И если верить Ивану IV, то России очень повезло. Ведь именно он – Иван – является ее царем и самодержцем. Никто другой таковым быть не может, а потому лишь ему положено быть посредником между Богом и русским народом. Здесь воплощается та самая крайность, где нет никакого посредника между царем и Богом, а потому и посягать на то, чтобы становиться на один уровень царем, не просто ошибка, но грех, измена. А изменников и грешников идеальный государь обязан карать.

Именно поэтому Иван восклицает: «Тем же наипаче, противляяйся власти, Богу противится!» Ведь как можно иначе воспринимать соображения Курбского, представления которого строятся на гуманизме и попытке навязать царю каких-то советников, которых тот обязан слушаться в свершении своего идеального правления. Любая попытка ограничить власть самодержца – вероотступничество. А потому