Тайные тропы Магуры - Владимир Карпович Чухрий

— Ложись!

— Товарищ лейтенант, уходят! — придвинувшись к Башкатову, крикнул сержант. Лейтенант кивнул и продолжал стрелять по бандитам. Они, рассыпавшись, поспешно отползали с пустыря.

— Ракету! — крикнул Башкатов.

— Кончились, — ответил кто-то из солдат.

Стало тихо.

Тишину прервал стон. Башкатов в сопровождении солдата пошел вперед и внезапно увидел на земле человека. В это время к нему подбежал сержант. Он присел рядом на корточки.

Башкатов заметил, что у сержанта забинтована Рука.

— Ранен?

— Осколком кожу содрало. Пуетяки.

— Я Васильева за фонарем послал. Наши все целы?

— С нашей стороны все в порядке, товарищ лейтенант.

Приказав сержанту вернуться к солдатам, Башкатов дотронулся до раненого — тот замычал и умолк.

— Вы меня слышите? — спросил Борис.

Раненый молчал. В нескольких шагах от себя Башкатов услышал сопение. Только теперь он различил еще одного человека, распростертого на земле. Башкатов прильнул к траве. Но выстрела не последовало. Сопение прервалось. Послышались хлюпающие звуки. Башкатов поднялся. Вскоре вдали показался свет фонаря.

— Товарищ лейтенант, — негромко окликнул Васильев.

— Здесь я, — отозвался Башкатов и, увидев, что догадливый солдат захватил двоих местных жителей, распорядился:

— Оставайтесь на месте, а те, кто с вами, пусть подойдут с фонарем.

Крестьяне наткнулись на лежащего в стороне бандита. Осветив его, один дрогнувшим голосом произнес:

— Та це ж убитый. Лейтенант, де вы?

— Идите сюда. — И, когда они придвинулись, спросил: — Что вы сказали?

— Хтось убытый лежить.

Сбросив с плеча плащ-палатку, Башкатов расстелил ее возле раненого, приказал:

— Помогите положить его на плащ.

Раненого отнесли в ближнюю хату. Когда слабый свет фонаря померк перед лампой, все удивленно уставились на мертвенно-бледное лицо лежащего человека. Закрытые веки слабо подергивались, бледные губы еле заметно оттенялись легким темным пушком. Густые черные волосы длинными прядями выбивались из-под шапки-ушанки. Девушка неподвижно лежала в забытьи. По росту сшитая зеленая фуфайка перетягивалась кожаным ремнем, справа висел маленький пистолет. Коричневые шаровары, пропитанные кровью, туго обтягивали ноги. Ранение, очевидно, находилось выше колена. Расстегнув на девушке ремень, лейтенант досадливо крякнул и стал осторожно стягивать с нее шаровары.

— Дайте быстрее теплой воды, — обратился он к хозяйке.

Мужики отошли в глубь комнаты и там задымили.

Хозяйка принесла эмалированный таз с теплой водой, заметила нерешительность Башкатова, ободряюще зашептала:

— Ничего, ничего, я помогу.

Девушка слабо застонала. Ее лицо покрылось мелкой испариной.

— Воды, — прошептала она.

Башкатов налил воду в стакан, стал поить девушку. Веки ее приоткрылись. Вглядевшись в лицо Башкатова, она оттолкнула его и тут же снова потеряла сознание.

Убедившись, что у раненой повреждена кость, Башкатов послал одного из мужиков за подводой, чтобы отвезти девушку в больницу. Закончив перевязку, он отошел к окну и жадно закурил. Спохватившись, попросил хозяйку подложить под голову раненой подушку. После перевязки девушке полегчало: дыхание стало ровным, подергивание век прекратилось. Скрипнула дверь, и Башкатов увидел сержанта.

— Ну, как там?

— Двое убитых, трое раненых, — ответил сержант.

— С этой?

— Неужели баба? — спросил сержант.

— Женщина, — подтвердил Башкатов.

— Тогда с этой… женщиной четверо.

Башкатов попросил хозяина сходить за председателем сельсовета, а сам побрел к сараю. Светало. Он подошел к солдатам, которые сидели у сарая и сосали самокрутки. Лица их, с запавшими глазами, стали суровее. Но лейтенант был уверен — прикажи он этим усталым, насквозь промокшим людям опять ползти по грязи, идти в бой, они ринутся вперед с новыми силами.

Возле сарая, в котором были заперты легкораненые, лежали два трупа. Бандиты, как на подбор, были рослыми, откормленными. Кроме полевых сумок, набитых всякой всячиной, и нескольких автоматов был найден белый холщовый мешок с портативной пишущей машинкой «Мерседес».

Удивившись, что так долго нет председателя сельсовета, Башкатов решил было послать за ним солдата, но тут появилась немолодая, с распухшим от слез лицом женщина — жена председателя. Выяснилось, что вечером два бандита ворвались в дом и забрали ее мужа.

«Неужели, это те, которых мы пропустили?..» — с горечью подумал Башкатов. Он вошел в сарай.

— Где председатель сельского Совета?

Бандиты молчали. В сарай вбежала жена председателя.

— Где мужа дели? Куда увели? Сволочи ненасытные! Мало того, что всех обираете, так еще и детей сиротами делаете! Где муж? Ты чего, гадина, молчишь? — Она вцепилась в плечо одного из бандитов и, заливаясь слезами, требовала: — Говори, где муж? Своими руками задушу!

Башкатов попросил отвести женщину в дом. Но и оттуда был слышен ее голос, полный муки и отчаяния.

— Так где председатель? — еле сдерживая гнев, снова спросил лейтенант.

— Там. — Один из бандитов махнул рукой. — Повесили…

На окраине села стояла старая кирпичная каплица. В ее неглубокой нише красовалось облезшее изображение божьей матери. Она бесцветными глазами смотрела на дерево, возвышавшееся рядом, и была единственной свидетельницей предсмертных мук председателя, не пожелавшего подчиниться бандитам.

Сняв труп и уложив на подводу, мужики с непокрытыми головами повезли его по селу.

Башкатов посмотрел на жену председателя, сердце его сжалось.

Раненая девушка, услышав крики, подняла голову, посмотрела на Башкатова и закрыла лицо руками.

Один из крестьян, седой старик, решительно двинулся к подводе, на которой сидели раненые бандиты. Подойдя, он долго всматривался в их лица. Они трусливо отодвинулись от него, блудливо забегали глазами. Старик снял с головы капелюх, перекрестился и, натужившись, плюнул в лицо одному из бандитов.

— Иуда! — крикнул старик.

Сельчане молча смотрели на них.

РАЗГОВОР НЕ ПОЛУЧИЛСЯ

В день приезда Любомира многие односельчане сошлись к старой хатенке Задорожных. Помолодевшая, сияющая Надеж да Васильевна хлопотала возле гостей. Длинный дощатый стол, покрытый куском белого домашнего полотна, был уставлен мисками с картофелем, квашеной капустой, мелко нарезанной солониной. Большие ломти хлеба лежали посреди стола.

Почетным гостем — по правую руку Любомира — сидел председатель сельсовета Ильченко. Его лысоватая голова напряженно держалась на жилистой длинной шее. Слева от Любомира сидел Лескив. Говорливый, особенно во время застолья, на этот раз он молча слушал других.

Был здесь и секретарь сельсовета Мигляй. Желтолицый, с выпуклыми глазами, он чаще и дольше других при каждом удобном случае заливался елейным смехом и вытирал грязным платком рот.

Любомиру пришлось говорить больше всех. Его засыпали вопросами, впрочем, словно сговорившись, никто не спрашивал о том, что больше всего разжигало общее любопытство: знает ли Любомир, что его брат Володька в банде.

— Немцы нашему отношению к себе удивлялись, — рассказывал между тем Любомир. — Ведь их тоже запугивали выдумками, как нас до тридцать девятого года, что большевики — звери, которые убивают всех подряд. Одним словом,