Тайные тропы Магуры - Владимир Карпович Чухрий

— Она, она, как же. Глухая, ты же помнишь, — подтвердил священник.

— Такая же глупая? Не поумнела?

— Куда там, — залилась смехом матушка, — совсем поглупела. Тогда она еще немного слышала, а сейчас что чурбан. — Она постучала кулаком по столу.

Глафире было около пятидесяти. Почти совсем глухая, диковатая, с черными огрубевшими руками и хмурым лицом, она с пятнадцати лет служила у отца Силантия. Замкнутая, необщительная, занятая с утра до вечера, она старалась как можно меньше попадаться людям на глаза.

Когда деревенские мальчишки при ее появлении па улице села дразнили: «Глашка глухая! Глашка глухая!» — она лишь беспомощно смотрела по сторонам.

Разбуженная ночью Глафира сходила в курятник, поймала двух несушек. Проходя мимо окна, увидела какого-то мужчину и отца Силантия, разворачивающего байковое одеяло. Придя на кухню, она присела от внезапной догадки: «Орест появился. А говорили — погиб».

Решили отдохнуть. Матушка только руками всплеснула, услышав, что сын будет спать не на любовно приготовленных ею пуховиках, а на чердаке, среди старой рухляди и всякого пыльного хлама, затянутого сетями паутины.

— Как же так?! Я старалась, старалась… На чердаке ведь мышей пропасть, — сокрушалась мать.

— Надеюсь, они не настолько голодны, чтобы взяться за меня, — пошутил Орест.

Священник сам слазил на чердак, выбрал при тусклом свете фонаря укромное местечко, поставил старую кушетку, вместе с Орестом перетащил постель. Белоснежное постельное белье пахло горным чебрецом. Повалившись на перину, Орест напомнил отцу:

— Свяжи меня завтра с Подковой…

Вернувшись в пропахший дымом кабинет, отец Силантий потушил лампу и сдернул с окна одеяло. На дворе было светло. Чистое небо предвещало погожий день. По стежке, окруженная курами и цыплятами, с деревянным корытцем в руках вышагивала Глафира.

— Петуни, петуни, петуни!

Из будки, потягиваясь, вылез облезлый пес, энергично замахал хвостом. Чуть подальше, на блестящей от росы траве, были привязаны два козленка, а возле клуни, в небольшом водоеме плескалась стайка уток с утятами.

Все было так же, как вчера, как десять, двадцать дней назад, но на лице отца Силантия впервые за последние четыре года появилась улыбка. Донеслись редкие удары церковного колокола, призывавшего радичан к заутрене. Быстро собравшись, отец Силантий отправился в церковь. Выйдя во двор, он подозвал Глафиру и, надрывая голосовые связки, приказал сходить к Копыле и передать, чтобы тот до обеда обязательно зашел к ним.

Поделав самые спешные дела по хозяйству, Глафира покрыла голову праздничным платком и направилась на другой конец села. Ее редкие появления на улице привлекали всеобщее внимание, поэтому ходила она всегда быстро. Глафира знала, что ее*считают «не в себе», и, в свою очередь, испытывала к людям недоверие, видя от них лишь зло. Исключение она делала только для Надежды Васильевны Задорожной. И вот почему.

Излюбленным ягодным местом у радичан считалась гора Катя. Там на Глафиру однажды напала ватага мальчишек. С разукрашенными темно-синим соком черники рожицами, они окружили Глафиру и стали бросать в нее всем, что попадалось под руку. Глафира закрыла лицо руками. Мимо проходила Надежда Васильевна. Она сделала то, что сделал бы на ее месте каждый взрослый человек: оттрепала за уши попавшихся «дикарей», успокоила беспомощную женщину и помогла ей вновь наполнить корзину ягодами.

Поэтому теперь, встретив возле школы Задорожную, Глафира остановилась, приветливо закивала головой.

— Здравствуй, здравствуй, Глафира! Куда это ты в такую рань? Не по ягоды ли?

Глафира не расслышала вопроса, но догадалась, что ее спрашивают, куда она идет, и, махнув рукой в конец села, громко ответила:

— Копылу велел позвать батюшка, к обеду должен прийти. Радость у матушки Василисы. Вернулся этот…

— Кто вернулся?

Глафира не услышала вопроса и не ответила.

Надежда Васильевна улыбнулась и погладила Глафиру по плечу.

— Ну, иди, иди, горемычная. Поговорили! — А потом больше жестами, чем словами, добавила: — Когда по ягоды соберешься — заходи, вместе пойдем.

Глафира понимающе закивала головой и огрубевшей рукой нежно провела по плечу Задорожной.

НИТОЧКА ПОТЯНУЛАСЬ

Лукашову и Башкатову удалось установить, что группа бандитов должна по какому-то делу появиться ночью в селе Россопач. Было решено устроить засаду. С отрядом отправился Башкатов.

Днем они просидели в лесу, а глубокой ночью незаметно спустились с гор. Башкатов привел солдат к школьному сараю, откуда просматривалось все село. Заброшенный, как и находящаяся рядом с ним старая школа, сарай находился почти в центре села на небольшом пустыре. Этот пустырь, огибаемый ручейком, был местом, где в праздничные дни собирались сельчане.

Часы показывали половину второго ночи. Моросил дождь. Он словно уплотнил темень. Мысли у Башкатова путались, обрывались, падали куда-то, возникали снова… Стремление закрыть глаза, уснуть было таким сильным, что он смежил глаза и тут же увидел сон. Он и его бойцы лежат, а безмолвные бандиты идут, идут, идут на них… Он вздрогнул и проснулся. Захотелось курить. Башкатов легонько толкнул лежащего рядом сержанта. Тот придвинулся.

— Не спишь? — спросил Башкатов.

— Не сплю, товарищ лейтенант, — ответил сержант, — только курить хочется.

— Терпи. Я тоже хочу.

Протяжный свист, донесшийся с края села, мгновенно снял с лейтенанта усталость. Он даже дыхание притаил, чтобы лучше слышать. Через некоторое время свист повторился. И стало слышно, что несколько человек, торопливо, но осторожно приближаются к засаде. Башкатов определил, что идут двое, и пропустил их, решив, что это связные. Залаяли собаки. Но они скоро успокоились.

Прошло еще немного времени. Подул свежий ветерок. Показалось, что он своим холодным дыханием развеял тьму и позволил различить ближайшие строения. Лейтенант обрадовался, что можно видеть хоть что-нибудь. Снова залаяли собаки. Вскоре раздались шаги большой группы людей.

«Когда средние поравняются со мной, окликну», — решил он.

— Стой! Кто идет?

Пустырь ожил и загудел под тяжестью кованых сапог. Лейтенант дернул курок ракетницы. Ракета с яростным шипом взмыла вверх, разорвалась, и ослепительно яркий свет залил пустырь. Бандиты заметались.

Башкатов даже не крикнул «огонь», так как одновременно с его окликом ночную тишину резко прорезала длинная очередь вражеского автомата. На нее дружно ответили солдаты. Не успела погаснуть в небе первая ракета, а уже взлетела другая, за ней — третья.

Башкатов увидел, как несколько бандитов залегли шагах в тридцати от них и открыли бешеную стрельбу. Красные язычки из автоматов почти не гасли. Длинной очередью, которую сам Башкатов почему-то не услышал, он заставил потухнуть один из язычков. Налетчики вскочили, и тут же один из них взмахнул руками и, как подкошенный, свалился на землю.

При свете ракет было видно, как метались застигнутые врасплох растерявшиеся бандиты. Вдруг перед глазами солдат взметнулся