Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

Дальнейшее Абди говорил уже с чужих слов, перечисляя дела, рассматриваемые на съезде, называя имена людей, прославивших себя как благородными, так и дурными деяниями.

Говорят, что на чрезвычайном расхваливали тех, кто способствует мирному решению споров, тех, кто умеет «примирить непримиримое», и особенно во всем Семипалатинском дуане весьма лестными словами отзываются о Магаше.

Теперь все, кто бы то ни был - с низины или со степи, - со своими спорами-раздорами идут к Магашу. Абди сам видел, когда пришел поприветствовать Магаша в дом Сулеймена, что весь двор был битком набит людьми, пришедшими поделиться своими бедами, напастями с Магашем, чтобы услышать его справедливые слова. Абди тогда обратил внимание на тымаки, чапаны, тавра на конях и сделал вывод, что все ходатаи и жалобщики - не из тобыктинцев.

- Это были люди из родов Бошан, Шакантай, Керей, Тери-станбалы, Матай, Сыбан! - перечислил он, явно пораженный и гордый тем обстоятельством, что слава Магаша дошла до столь отдаленных родов.

Абди заметил, что люди, пришедшие в надежде на защиту Магаша, в большинстве своем носили жалкие одеяния - обветшалые чапаны, старые тымаки и чекмени, да и по рассказам горожан, - те, что приходили со своими бедами и горестями к Магашу, были, как правило, бедными, обездоленными.

Абди так и не удалось повидать Магаша: поняв, насколько он занят со всеми этими просителями, он ушел со двора, чтобы не мешать, - ему хватило и той радости, которую он испытал, убедившись, насколько уважаем и почитаем Магаш в народе. Эта приятная весть обрадовала и Абая со всеми домочадцами.

Спустя два-три дня в Аралтобе появился еще один столь же редкий гость и, так же как Абди, не сразу был узнан, да и по той же причине - свирепая зима делала неузнаваемым облик людей.

Путник приехал к вечеру, когда уже темнело: сначала он долго возился во дворе - заводил сани на подветренную сторону дома, привязывал коня и аккуратно раскладывал в санях мешки с зерном, укрывая их кошмой, алашой. Сидя под яркой лампой, Абай слышал эти звуки за стеной, все гадал, не прекращая чтения, кто бы это мог быть, затем, когда дверь распахнулась, он заложил пальцем книгу и поднял голову.

Вместе с гостем в комнату вошли Дармен и мулла Хасен, все трое были в сапогах, их тусклый блеск сразу померк от влажной морозной дымки. И Абай, и Айгерим, готовившая чай, были в легкой домашней одежде, оба вздрогнули от хлынувшего в дом холода, Айгерим даже придвинулась поближе к мужу, будто желая согреться...

Холод на дворе был действительно ужасный, гость принес с собой его малую частицу, которая была, все же, слишком значительной, даже для такой большой, жарко натопленной комнаты.

Влажный пар покатился клубами по полу, окутывая новые черные сапоги путника, меж тем как лицо его было забрано инеем, будто его с головою, вместе с тымаком, окунули в воду и выставили на мороз. Единственное, что поначалу бросилось в глаза Абаю на этом, казалось, и впрямь покрытом коркой льда лице, была окладистая заиндевелая борода.

По этой-то бороде да и по голосу, хотя слова приветствия, слетевшие с окаменевших губ, прозвучали невнятно, Абай и узнал этого человека. Поначалу поздоровавшись с сомнением, почти наугад, он все больше, по мере оттаивания усов и бороды полузамерзшего человека, различал знакомые черты Альпеи-ма, пожилого шакирда, который уже полностью обозначился, когда снял свой старенький тымак из черной мерлушки с серым, выцветшим верхом, - теперь вообще казавшийся сшитым из снега и льда...

- Уай, Альпеим, неужто это ты? - обрадовался Абай и, хорошо зная обстоятельства его жизни, добавил: - Ну, как твои дела - до сих пор изучаешь наху или нашел себе более достойное занятие?

Альпеим, долгое время не в силах совладать с околевшим языком, наверное, превратившимся в твердую ледышку, - наконец с довольной улыбкою ответил:

- Оставил я свой наху, Абай-ага! И все по тому вашему совету. Теперь вернулся в родные места и на Такыре занимаюсь ремеслом моего отца. Стал, как вы сказали тогда, «настоящим человеком земли».

- Барекельди! - воскликнул довольный Абай и позже, дав гостю несколько отогреться за чаем, принялся расспрашивать его.

Ехал Альпеим из города, где был по хозяйственным хлопотам: значительную часть своего урожая размолол на мельнице, продал половину на базаре, другую - вез теперь домой в мешках, уже мукой. За вырученные деньги накупил на зиму продуктов: сахара, чая, также кое-какой одежды и прочих мелочей.

Абай был доволен Альпеимом, а сам Альпеим - тоже очень доволен собой: ведь сейчас он пожинает плоды своего труда на земле, будучи в значительном выигрыше по сравнению с голодающими кочевниками степи, которые не желают обременять себя такого рода деятельностью, как хлебопашество...

Абай и сейчас похвалил Альпеима перед своими домочадцами, отчего тот возрадовался и повеселел, с еще большей охотой отвечая на вопросы. По всему было видно, что он разумный, обходительный джигит, к тому же - весьма и весьма языкастый. Таким он раньше вовсе не представлялся.

- Все о скоте спрашивают, о нем пекутся, - заметил он, - а я вот думаю, как бы не пострадали люди!

Оказывается, он хорошо разузнал о положении аулов, расположенных ниже и выше по течению Иртыша, о чем и рассказал подробно. Люди из Шоптигак, Жоламан, Ожерке, Байгели-Шагала, Карашолак, Кенжебай, Жалпак - целыми толпами подались в город в поиске работы и пропитания.

- На базаре все подорожало, - подтверждал Альпеим слова Абди, - потому что и у торгашей скудеют запасы. У крестьян, что живут в окрестностях города, в этом году случился неурожай. Аулы, что стоят вдоль дорог, больше не принимают караваны, даже не разрешают сварить еду из собственных продуктов, так как запас дров у всех самый малый, не говоря уже о сене для чужих лошадей. А мороз все крепчает. В последние дни опять разыгрался сильнейший буран - это в окрестностях Кушикбая и Мукыра.

Слушатели поежились от слов Альпеима о морозе, чье холодное дыхание, казалось, вошло в дом вместе с ним.

Вот уже и второй человек говорил то же самое, и, так же, перейдя к хорошим вестям, принялся рассказывать о чрезвычайном съезде, проходящем в городе. Память у него была хорошая: он замечательно передавал слова людей. С удовольствием глядя на Абая и Айгерим,