Путь Абая. Книга II - Мухтар Омарханович Ауэзов

Даркембай был в новом чапане, ладно сидевшем на его широкоплечей фигуре, в новом мерлушковом тымаке. Выглядел он внушительно. Дандибай же был в поношеном бешмете из домотканой ткани верблюжьей шерсти и старой потертой шапчонке. Согбенный, худой, с редкой седой бороденкой, прикрывавшей спереди морщинистую, в складках, шею, он едва поспевал за своими спутниками. У него болела поясница, и он шел, согнувшись, заложив руки за спину, ухватившись ими за длинную рукоятку камчи. Рядом с принарядившимся крупным Даркембаем он смотрелся его старым конюхом.

Абай привел жатаков к кружку иргизбаев, устроившихся на земле за юртами. В середине круга восседал Майбасар, вокруг него расположились Такежан, Исхак, Шубар, Акберды и другие аткаминеры. Они только что говорили об Абае, дружно ругали его: и за проведение в «большие бии» бокенши, а не иргизбая, и за резкие выступления против Иргизбая на сходе. Больше всех бушевал и злился Майбасар.

По всему раскладу, получавшемуся нынче на съезде, Май-басар рассчитывал на место главного бия. «Молодежь наша прошла в волостные акимы, кунанбаевские дети правят в То-быкты, кому, как не мне, брату самого Кунанбая, становиться ага-бием?» - убежденно полагал он. Ему уже мерещились будущие доходы, мзда за умный подход в крупных разборках и тяжбах, чего в этом году накопилось изрядно! «Бисмилла - получу целые табуны и отары!» - подумывал он, прищурив глаза.

И вдруг - Такежан с Исхаком собрали всех родичей и объявили: «Счастье само валило в наши руки, а он отпихнул его и отогнал в чужое племя! Все из-за него!». И рассказали, как Абай оклеветал родственников, своих братьев, всех их унизил и огорчил, выдвинув на должность Асылбека.

- Как он смеет отбрасывать счастье, которое само шло ко всему роду в руки! - вскричал Майбасар, безумно вытаращив глаза. - Хочет уважить Асылбека - пусть одарит его своими стадами! Бесноватый какой-то! Дервиш! Отверг должность, которую мы выхватили из рук трех родов! Они уступили в знак уважения нам, роду славного хаджи! Абай же честь нашего рода унизил!

Остальные иргизбаи дружно осудили Абая, разделяя возмущение Майбасара.

- С чего это распинался о защите бедных и убогих, о вдовах и сиротах, о помощи слабым и несчастным? - со злобной ухмылкой говорил Такежан. - Так говорят не на собраниях, а на похоронах, сбирая с гостей подаяние для неимущих, ради Аллаха. А кого мы тут хороним, на Балкыбекском сходе? Верно Майеке говорит: дервиш он настоящий!

Шубар, молодой аким Чингизской волости, хорошо знал цену Абаю, понимал, насколько он значительнее всех своих братьев, и воздавал должное близости его к русским властям. Но за спиной Абая говорил всякие колкости в его адрес и любил подсмеиваться над ним, особенно в присутствии старших - Майбасара и Такежана. И сейчас он сказал, насмешливо фыркнув и, по своей привычке, поводив из стороны в сторону длинным тонким носом:

- Такежан-ага! Не дервиш он, а сущий проповедник-мулла или же святой имам! Святости набрался где-то, - ну и почему не прочитать нам проповедь про наши мусульманские добродетели? Спасибо большое нашему ага - показал нам путь спасения, лишний раз прочитал длинную проповедь здесь, на Балкыбекском съезде.

И Шубар язвительно засмеялся, рассмеялись и другие: оценили едкость насмешки, ибо знали, что сам Абай с юности своей не переносит ханжеских проповедей продажных и корыстных мулл. В это время седоки на кругу заметили приближение к ним Абая и двух стариков, следовавших за ним. Тотчас же все пересуды об Абае прекратились, наступило полное молчание, при котором все ждали приближения Абая. И только Такежан не захотел молчать, зло топнул ногой, стоя в центре круга, и сказал, заметив, что он ведет за собой двух стариков-жатаков:

- Воистину, о Кудай всемилостивый, ты лишил его ума - с этой весны эфенди Абай стал блаженным дервишем! В пору ему накрутить на голову чалму и совершать обряд зикр!

Майбасар и Шубар прыснули, не удержавшись, старый тучный Майбасар весь раскраснелся от сдерживаемого смеха.

В это время и подошли Абай со спутниками. Старики провозгласили для всех салем и пожелали людям Иргизбая удачного завершения дел. Старикам сдержанно ответили. Все присутствующие знали, что эти жатаки надоели своими жалобами на волостных, на богатые аулы за потраву своих посевов. И еще не услышав от них ничего, кроме слов приветствия, все насторожились, предполагая, что недаром привел их сюда Абай.

Он не стал ни с кем здороваться, хотя среди сидящих в кругу были и старше его. Во рту у него дымилась папироса. Руки были заложены за спину. С холодным бешенством посмотрел на старших иргизбаев, переводя взгляд с одного на другого, затем внимательно оглядел и лица молодых. Во все это время над собранием висела тишина. Наконец Абай взял в руку папиросу, вынув ее изо рта, и резким приказным тоном бросил, словно совершая начальническую перекличку:

- Такежан, Шубар, Исхак! Волостные! Отойдем в сторону! У меня к вам есть разговор.

После чего, махнув рукой, в которой была зажата папироса, указал жатакам, куда им следует идти, и сам зашагал вслед за ними, не оглядываясь.

Шубар первым проворно вскочил на ноги и, худощавый, высокий, пошел догонять их быстрыми шагами. С трудом, кряхтя и наливаясь в лице кровью, поднялся с земли только что усевшийся было Такежан. Такой же тучный, как и он, встал на ноги Исхак. Все трое послушно направились вслед за Абаем.

Когда снова устроились на земле, Абай немедля приступил к разговору:

- Эти старые люди, Даркембай и Дандибай, приехали на съезд судиться с обидчиками. Пришли с жалобами от сорока очагов аула жатаков. Возвращаясь из города, я заезжал к ним, и там услышал обо всем. Это я им посоветовал приехать сюда. На суде съезда я собираюсь выступить в их защиту. Однако известно вам, трем волостным начальникам, что решение их дел связано с вами. Со всеми троими. К кому бы они ни обратились за разбирательством, обвинение упрется в вас, вы будете названы «виновниками бед» этих людей. - Высказав это, Абай испытующе посмотрел на своих братьев-волостных.

Такежан сидел и слушал его, кипя изнутри злостью и негодованием.