Путь Абая. Книга II - Мухтар Омарханович Ауэзов
У Абая вся кровь схлынула с лица. Брат ему всегда был не по душе, но сейчас он Такежана ненавидел. Резко прикрикнул на него:
- Эй, Такежан! Широко шагаешь, под ноги не смотришь! Поостерегись, не упади! Они тебе кажутся чудищами безобразными? Однако ты не лучше них выглядишь, а хуже. Они душой чисты, не породнены со злом, как ты. А ты не породнен навечно с должностью волостного!
- По-твоему, это я довел до нищенства этих богом проклятых пройдох?
- Ты! А кто же?
- Ту-у! Зачем меня винишь, а?
- Затем, что ты и деды наши, и отцы: Оскенбай, Кунанбай, Мырзатай и другие - все использовали их для себя, высосали из них все соки, а потом, когда те обессилели и упали под дверью их очагов, - погнали прочь, как старых, ненужных рабов. А ведь это наши сородичи! - крикнул гневно Абай.
Не уходя ни на шаг в сторону, не отступая, он напирал на братьев-волостных:
- Надо здесь же, на сходе, вернуть им все, что заработали они своим потом и кровью - и на что посягнули вы в своей отвратительной злобе! Все верните, все выложите, до последнего тенге! Начинайте возвращать немедленно - иначе не избежать вам, трем братьям-волостным, позора перед многими великими родами и племенами! Безо всяких оговорок выполняйте мое требование, и покончим с этим! Иначе я встану с этого места - пойду и сам займусь им, не медля!
Такежану сразу стало неуютно. Слова Абая означали одно: он в любую минуту готов пойти к оязу и там изложить дело так, как ему вздумается. Исхак также хранил молчание, тайком косясь в сторону Абая. Исхак ни на минуту не забывал о тех семи лошадях, которых угнал из нищего аула и переправил в дальний аул Акымбета. Братья-волостные предпочли, чтобы ответ Абаю давал наиболее ловкий среди них и бойкий на язык Шубар: они молча, выразительно посмотрели на него. И тот стал говорить, повернувшись не к Абаю, но к старикам-жатакам:
- Вот вы, почтенные родичи, можете что-то сказать сами, своими благословенными устами? Что вы решили оспаривать, с какими пришли жалобами? Раз уж начался разговор, его надо продолжить, говорите, аксакалы!
И тут, словно по цепочке, побежали слова у Даркембая:
- Мы не такие люди, чтобы искать ссоры и раздоры, да и сил у нас нет таких, чтобы в раздорах выгоду себе добывать в криках и спорах, карагым! Нам бы свое вернуть, то, что было не возмещено в ущерб сорока очагов нашего аула! Первое мое слово касается растоптанного прошлой осенью, на пяти делянках, урожая хлебов лошадьми Майбасара и Такежана, да и твои, анайлайын, кони, Шубар, добрались до наших полей, аж из далекого аула Сугира. Все было съедено за четыре ночи, когда вблизи нашего аула расположились ваши - на стойбищах Акеспе, Саржырык, Такыртума, Кашама. А нынешней весной опять лошади ваших аулов пришли, поели и вытоптали до пыли зеленые всходы на тех же пяти делянках. А второе мое слово, Исхак, карагым, касается тебя: на земле твоей волости находится аул матерого барымтача Акымбета. Он угнал семь лошадей, считай, весь табунок нашего бедного аула. Ездили мы туда, вот, два старика, сидящие перед тобою, все нашли, все разузнали - видели кровь зарезанной животины и выпотрошенную тушу, уличили воров. Но тут они письмо тиснули, отмахнулись, отперлись, а ты, Исхак, шырагым, или поверил им, или пожалел - не взыскал для нас с воровского аула Акымбета! Опять мы остались ни с чем! И если бы не Абай, не знали бы, куда и как нам пожаловаться! И молчать мы больше не будем, на сходе этом попросим вступиться за нас!
По мере долгого повествования Даркембая разгневанный Такежан несколько раз опускал и поднимал на старика свой взгляд, полный тяжелой и лютой ненависти. Но каждый раз, оглядываясь на Абая, топил в кипящей душе своей готовую вырваться наружу звериную злобу.
Ловкий Шубар нашелся, как поступить в эту нелегкую для кунанбаевских детей минуту. Он доверительно наклонился к
Даркембаю и Дандибаю, ткнул их кулаком по коленям и молвил, словно самой своей близкой и любезной родне:
- Оу, вы же мои хорошие добрые два аксакала! К вам сегодня не подступись - вон в какой силе вы оказались! Но вы же казахи из моей волости! Разве не должен я оказывать вам всяческую поддержку? Скажу вам как на духу: нет во всей волости такого еще человека, который так дерзко мог бы разговаривать с сыновьями самого хаджи Кунанбая, как разговариваете вы двое, отважные старики! - Так сказал Шубар и сам рассмеялся. - Оно и понятно, - продолжал он, - с одной стороны сидит у вас быстрый на слово сам Абай-ага, с другой стороны - его друг, уездный ояз, а с третьей стороны - новоизбранный ага-бий. Вон, какие вы сильные, попробуй только слово против вас сказать, выступив на суде, сразу же выскочишь оттуда, как ошпаренный, пинком под задницу выброшенный! Вы самые везучие у нас, старики! Что мне сказать? Давайте спорить не будем, а будем договариваться! О вашем приговоре я слышал и в прошлом году. Будем решать! Надо ведь и про Кудая небесного не забывать, он все видит!
Шубар быстро взглянул на Такежана, на Исхака.
- Что же, родичи, не будем обижать их, да и другим не дадим их обидеть! - бодро проговорил он. - И на этом завершим наш разговор. Пусть Абай-ага скажет свое окончательное слово!
Абай внимательнее пригляделся к Шубару: родственник показал себя весьма ловким и красноречивым. Он оказался куда умнее и Исхака, и Такежана. У него есть будущее... Но какое?
Старый бедняк Дандибай вовсе не вмешивался в разговор, но он понял, что благодаря ловкости Шубара смогли усмирить Такежана, остановить яростный напор Абая - сохранить достоинство всех детей Кунанбая. Одобрительно кивая
