Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов
Все это унылое, желтое, пожухлое пространство степи как бы говорило о недуге бытия, о печали души, и тускло-мертвенная желтизна представлялась желчной рвотой в отчаянии умирающего сознания. Но на зеленых лугах вдоль Жидебая ветер раскачивал густую, высокую траву, гнал травяную волну в одну сторону, на север. Дующий с Чингиза прохладный ветер был облегчительным в эти наступившие душные дни позднего лета.
В мертвенно тихом, безлюдном, беспамятно сонном Жиде-бае не было заметно ни одного живого движения, не слышно никакого звука, кроме шелеста покачивающихся на ветру пожухлых придорожных трав. Здесь, в Жидебае, на руках старенькой бабушки Зере и благословенной своей матери Улжан рос беспечным мальчишкой Абай, словно беззаботный жеребенок-стригунок. Вокруг аульного поселка тянулись глиняные растрескавшиеся такыры, высились невысокие пригорки, усеянные некрупными камнями, стояли большие холмы в окружении зеленого чия у своих подножий. Там, в дни своего беззаботного детства, бегал, играл маленький Абай.
На длинном изволоке склона низкого, широкого холма поднималось высокое, о четырех углах, надмогильное сооружение - мазар Оспана. У левого угла, внутри ограды, стоял надгробный камень, уже не выглядевший новым, на нем было высечено имя Оспана. В середине лета рядом с этой могилой появилось захоронение Абая, с его надгробным камнем.
Сегодня на эти могилы свернули с дороги многолюдные кочевые караваны. Впереди, как это и повелось, ехали на смирных лошадях старейшины аула, отцы и матери, за ними их дети, внуки на стригунках, многочисленная родня. Позади пастухи гнали перед собой овец, коров, им помогала многочисленная прислуга - малаи. С самого утра на могилах побывало очень много людей.
После полудня к мазару прибыли люди из аула Абая, приехали целой вереницей арб, верхом, а многие пришли из Жидебая пешком. Этот караван растянулся на довольно приличное расстояние.
Просторный, о четырех углах, с площадкой на теневой стороне, мазар был вместительным, и туда набилось много скорбящих людей. Они стояли и снаружи - большой тесной толпой. Сначала все молча плакали. Спустя время зазвучали песенные плачи и причитания.
Раздался сильный, гортанный красивый женский голос. Услышав его, люди зашептались, заговорили друг с другом. Между тем все услышали ее возглас: «Кос коныр! Кос коныр!» - что означало обращение, призыв: о, родной, драгоценный брат!..
- Кто она?
- Кто начал плач? - раздалось вокруг.
- Зейнеп, - отвечал кто-то из знающих.
- Это Зейнеп, тетушка Зейнеп, - давали знать молодые ке-лин, стоявшие впереди, пожилым женщинам, находившимся сзади.
«Кос коныр» плакальщицы относилось к Оспану, чьей вдовой была Зейнеп, и к Абаю, ее деверю, недавно умершему. Плачи ее были известны в народе, их заучивали и повторяли на новых похоронах. Они трогали всех, кто слышал их, и заставляли их плакать - долго, безудержно.
И вот, спустя мгновенье после окончания ее плача, вдруг взлетел над могилами и над толпой скорбящих чудесный, полнозвучный, трепетный, высокий голос. Это запела Айгерим: любимая жена, друг Абая, которую он бережно пронес через всю свою жизнь, которою гордился безмерно, любовался... Уже давно оставившая свое певческое искусство, Айгерим сейчас вновь возродила его в себе, посвящая свое исполнение невозвратному счастью любви и горькой утрате любимого человека.
По глубине поэтического содержания и могучей скорби этот плач был совершенно иным, чем обычные, традиционные, освященные стариною плачи. Подобного раньше в степи не слышали. И слова плача были необычными, их написал акын, ученик Абая - Дармен. Напев же плача, пронзительно печальная мелодия, изошла от души Айгерим, вылетела из ее таинственной глубины. Этот плач на могиле Абая не исторгал слез у многочисленных слушателей, не повторял привычных жалобных слов стенаний. В плаче Айгерим соединились ее великий голос, ее музыка и глубокие, сильные стихи Дармена. Пением этого плача она, словно после свидания с душой родного человека, возводила ему бессмертный памятник.
Слова плача Айгерим были необычными для поминальных воплей, исстари звучавших в этом краю. Выходец из простого народа, Дармен вложил в уста любимой жены Абая слова, исходившие от сердца самого народа. Слова о том, чем Абай был дорог для людей. Как почитали и любили его простые люди. Слова его стихов и песен утешали несчастных матерей, настигнутых горем и печалью. В умах людей он сеял добрые мысли, как любящий отец, как рассудительный азамат. У него в этом мире был свой неповторимый голос, свое великое душевное пространство, свои ярчайшие мечты. Он упорно наставлял молодое племя быть непримиримыми ко всякому злу, учил терпению и вере в будущий светлый день. И потому Абай - жив сегодня.
Подумайте! Разве можно сказать, что умер поэт, Если в стихах его виден бессмертия след!
Это твои собственные слова, Абай-ага!
Волшебное золотое дерево, великий азамат, устремленный к свету, ты будешь вечно жив! И пусть через неисчислимые сонмы лет останется последний человек из твоего народа, сын его или дочь, - и в душе своей он будет хранить твое имя! Твоя жизнь сохранится в его жизни, над ним будет сиять твоя звезда. Впереди у тебя светлый путь вечности, ты всегда знал, что так будет. Твой народ никогда не скажет, что ты умер, что тебя больше нет с ним. Когда ты огласил младенческим плачем родительский очаг, - здесь, в Жидебае, вблизи Корыка и Чи, тебя нежно и ласково приняли материнские руки. И эта первая, земная мать поднесла тебя к своей груди. А сегодня другая мать - великая Вечная Мать вознесла тебя в свои божественные объятия. Прижав тебя к своему любящему сердцу, она хочет унести тебя в далекий путь, в светлое будущее, в счастливые времена! Есть души, неподвластные смерти. Их немного - ты один из них. А на просторах нашей Арки - нет другого такого, как ты!.. Это прозвучало из уст Айгерим, и слова эти сокровенные, незабвенные, были сказаны на могиле Абая перед множеством людей.
Ее скорбный голос, выражавший боль смертельно раненой души, доходил до каждого. Красота и величие песни-плача были сродни высокому сверкающему куполу храма... Летела в голубом поднебесье стройная птица-лебедь, и ее белоснежные подкрылки, освещенные лучами закатного солнца, загорелись чистым золотом. О, вы слышали ее далекий трубный голос, -чудесную лебединую песнь, слышали вы хоть раз лебединую песню, которою оглашает весь белый свет красавица-птица?
Это была последняя песня Айгерим, ее прощальная лебединая песня
