Путь Абая. Книга II - Мухтар Омарханович Ауэзов

Выкрикнув это, зловещий старик стал одиноко удаляться по пустырю. То, что крикнул он, означало, что когда-то великий властитель Кенгирбай при подобной же вдовьей тяжбе предал смерти двух влюбленных, девушку Енлик и джигита Кебека.

Народ постепенно расходился от холма, разбредаясь во все стороны. Удивленный выкриком костлявого старика, Абай смотрел ему вслед, стараясь вспомнить, где он встречал его раньше. К Абаю снова подошли Жиренше и Оразбай, и Жи-ренше сказал:

- О другом не будем говорить, но ты, Абай, что-нибудь почувствовал в душе, когда аксакал из Сыбана стал призывать дух твоего предка Кенгирбая? Ты хоть один разок поджал свою задницу или хотя бы поежился? Скажи мне как на духу - тебя, что, совсем не беспокоит, что ты все дальше отходишь от путей своих предков, да еще и других призываешь к этому? Или ты за собой не замечаешь этого?

Абай все в том же резком тоне, как и в прошлый разговор, ответил своим товарищам:

- Кенгирбая народ прозвал «Кабаном». Он пил кровь своих сородичей, за взятки судил неправедно и убивал молодых при таком же случае, как этот, с Салихой. Я не сын Кенгирбая-кабана, я сын человеческий, тебе понятно это?

После этих слов Жиренше и Оразбай, потрясенные и напуганные столь откровенным святотатством Абая, остались стоять на месте, словно оглушенные ударами дубиной по голове. Абай же пошел от них в сторону. Прийдя в себя, они посмотрели друг другу в глаза - и на лицах двух биев явно читалась растерянность. Жиренше лишь проворчал:

- Что-то он стал заноситься не в меру! Е, ладно! Посмотрим!

- А чего смотреть? Так же вот кичился когда-то его отец Кунанбай. Забирает гордыня и этого сына. Ладно, пошли, Жи-ренше!

После завершения Балкыбекского схода Абай с группой молодежи отправился в Байкошкар. В этот же час в путь вышли и Жиренше с Оразбаем. Они обогнали группу Абая и маячили впереди на расстоянии полета стрелы. Абай хотел докричаться их, чтобы они подождали, и поехать вместе с ними, но они, оглянувшись на его крик, не только не остановились, но подстегнули своих коней и убыстрили ход. Вспомнив свои довольно резкие слова, сказанные им недавно, Абай хотел как-то сгладить размолвку, поговорив с ними в спокойной долгой дороге.

Ничего кроме этого не имея на душе, Абай пришпорил своего доброго саврасого, ушел вперед от своей группы и спорой иноходью стал нагонять двух путников. Однако когда Абай приблизился к ним, Жиренше и Оразбай, оглянувшись и узнав его, переглянулись между собой и, словно молвив друг другу: «Е, поскакали!» - стали нахлестывать лошадей и помчались вперед, словно наперегонки.

- Вот как! Теперь мне все понятно! - крикнул Абай им вслед.

Те остановились и, повернув коней назад, глядя на него издали, стали отвечать:

- Вот так и будет теперь! - Жиренше.

- Хорошо, что тебе понятно! - Оразбай.

И оба снова поскакали вперед, унося с собой свою злобу. Абай смотрел им вслед, сидя на своем коне, и в душе у него разлилась горечь. Он понял: тот, кого он считал своим другом, уже больше ему не друг. Между ними началась вражда. Жестокая степная вражда джигитов.

Такежан и Майбасар тоже возвращались домой со съезда, окруженные целым отрядом сопровождения. И здесь тоже беспрерывно ругали Абая. От Жиренше они узнали о сорока отборных скакунах, которые предлагались Абаю от Сыбан.

- Дурак! Мог бы вернуться домой с почетом и с прибытком! - ругался Такежан. - Ну такой глупец! Все дедовские законы и обычаи попрал, судил, как судят русские «начандыки»... Так унизить честь наших предков, а?

Но такого мнения о судействе Абая держались только посланцы Тобыкты. Ни кереи, ни сыбаны Абая не осуждали. Они приняли его суд и заявили акимам уездов: «С решением согласны. Мы помирились». Жумакан и Барак-торе от Сыбана вместе с Тойсары и Бегешем от Керея составили «мировую» бумагу, пришлепнули печати и вручили начальству. Они восприняли Абая как человека с новыми мыслями, который готов ломать неудобные старые обычаи степи. «В словах его - одно добро. В делах - польза для народа. С этим человеком весь край считаться будет» - сделали вывод примирившиеся стороны.

Несмотря на то что Абай вернул невесту-вдову назад в Ке-рей, один из самых первых людей Сыбана Жумакан не отнесся к Абаю с враждебностью, а наоборот, захотел с ним сблизиться. Отец Жумакана, Кисык, в прошлом имел много общих дел с Кунанбаем, и вот сейчас, после съезда, старый Кисык вдруг отправил сына в Тобыкты с таким наказом:

- Во-первых, наведайся к Кунанбаю и передай от меня салем. Затем у меня к нему давняя просьба... Мы никогда не были врагами, и пусть нашу дружбу теперь разорвет только смерть. Пусть Кунанбай исполнит мою просьбу - в пору нашей старости, перед уходом нашим из этого мира. Стоя уже на пороге в мир иной, я печалюсь одним, что оставляем мы после себя только дружбу, но не родство. Желаю стать его сватом - иметь во всех веках наших общих потомков. Пусть возьмет у меня невесту или пусть даст мне невесту!

Кунанбай ответил: «Выходит, Кисык опередил меня, в его устах раньше моего прозвучали слова о сватовстве! У меня подрос внук, он сейчас под моим крылом, у моего очага. Это Акылбай. Слышно, что у Кисыка есть юная внучка, якобы дочь Жумакана. Пусть отдаст свое дитя за моего ребенка!»

И, посетив Кунанбая, пробыв два дня в ауле Нурганым, Жу-макан возвратился домой, весьма довольный результатами поездки. Вместе с ним Кунанбай отправил большой состав своих людей, во главе с Изгутты и Жакипом, его братьями, что подчеркнуло особую важность сватовства, призванного навсегда скрепить узами родства Кисыка, Кунанбая и их потомство.

3

Просторный тарантас с откинутым верхом, запряженный тройкой, ехал по дороге, ведущей от зимовья Акшокы к Семипалатинску. На козлах сидел Баймагамбет, погонявший лошадей, не снижая их бега с широкой стремительной рыси - пока еще стояла утренняя прохлада. В повозке, обшитой изнутри красным сафьяном, ехали Абай и трое его детей: Абиш, Магаш и Гульбадан.

Старший мальчик, Абиш, широколобый, с тонкими