Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

На выступе низкой печки Абай увидел большую яркую лампу. Было здесь несколько светлее, чем во дворе, но только в тот момент, когда Дамежан поставила обе лампы на круглый стол посреди комнаты, все, наконец, полностью разглядели лица друг друга. Комната теперь смотрелась приветливей.

Дамежан постелила корпе и разложила подушки. Когда гости расположились, она, присев на корточки пониже мужа, принялась расспрашивать, откуда едут гости и почему так припозднились.

У нее были большие глаза, казавшиеся особенно глубокими от ясной чистоты белков - в сочетании с угольно-черными зрачками. Подобная нежность и томление бывают, наверное, только в глазах верблюжонка, который всегда кажется добрым и ласковым существом. Когда звонкоголосая Дамежан говорила, обнажались и блестели ровные белые зубы.

Ее муж был немногословным и замкнутым, а Дамежан умела быстро сходиться с людьми. Она была настолько открытой, словоохотливой, что казалось, будто в этом доме правит именно жена, а не муж. Вот она велела старшему сыну поставить самовар, затем дала поручение и мужу - наколоть дров для очага. Залюбовавшись ее движениями, Абай сказал с улыбкой:

- Не суетись, Дамежан! Нам довольно и чая. Едва добрались до окраины с темнотой, вот и решили отдохнуть в первом же доме. Устали с дороги, поскорее бы прилечь.

- Какая может быть суета, Абай-ага! - тут же ответила Дамежан. - Все, что есть в доме, будет на этом дастархане. А я уж сама позабочусь и распоряжусь.

Было ясно, что Дамежан - умудренный человек, способный взять на себя бразды правления. Абай с восхищением глядел на нее.

- А что за бороды громоздятся на желтой арбе? - обратил он в шутку дальнейший разговор. - Уж не собираешься ли ты торговать ими на базаре, набивая шерсть в мешки?

Дамежан рассмеялась, поглядывая на Абая с явным восхищением. Смех ее был, как всегда, звонок, и белые зубы сверкнули в свете ламп.

Впрочем, и другие не удержались: Баймагамбет хохотал, тряся бородой и усами, из прихожей донесся заливистый смех Жумаша, который ставил там самовар. Абай заговорил вновь:

- Эти бороды привели меня в такой восторг, что я даже не смог толком разглядеть их хозяев. Откуда в твоих красивых руках это бородатое богатство, Дамежан? - последние слова Абай произнес с такой игривой нежностью, что сидевшие за да-старханом развеселились пуще прежнего...

Вскоре все отошли ко сну.

Место, принявшее на ночлег Абая и Баймагамбета, именовалось слободкой Бержак2 и представляло собой окраину Семипалатинска на левобережье Иртыша. Ту часть слободки, где стоял двор Дамежан, называли головным жатаком, поскольку она располагалась выше других по течению реки. Жатаки - это те степные бедолаги, что не могут откочевать и остаются жить на зимовье круглый год. Многие из них перебираются в город. Жатаками и стали называть бедные городские кварталы, где поселились казахи, уже насовсем осевшие в городе. Здесь, в головном жатаке, городская жизнь еще не устоялась: сохранились степной быт и кочевые навыки...

Абай прекрасно выспался в удобной постели, встал рано, хорошо отдохнувший и бодрый. Умывшись, неспешно принялся за утренний чай с Дамежан, тут в комнату гуськом вошли «бороды». Хором поздоровавшись, они сели рядышком, вдоль длинной стороны стола.

Дамежан была в свежем белоснежном кимешеке. Она сидела возле большого самовара, ее лицо отражалось в сверкающей меди, крупные серебряные серьги задорно покачивались, когда женщина разливала чай.

На столе была чаша с блинами и баурсаками: хозяйка специально приготовила их для Абая. Тут бородачи, плотно сидевшие в рядку, стали по очереди запускать руки в чашу, за обе щеки уплетая блины, к коим Абай еще и не успел прикоснуться.

- Абай-ага, угощайтесь! - чуть ли не с отчаяньем воскликнула Дамежан, глядя на этих прожорливых бородачей.

Абай, впрочем, и сам не думал отказываться от еды, с нарастающим любопытством беседуя с гостями. Это были его сородичи - известный среди иргизбаев словоблуд Жуман и горластый спорщик Мака из аула Осер. Старшего сына Жумана, Мухамеджана, они взяли за кучера.

Мухамеджан, вертлявый человечек с серыми глазами и русой курчавой бородой, был такой же болтливый, как и остальные сыновья Жумана, в чем все они, бесспорно, походили на отца. Люди даже изменили их имена, назвав потомков Жума-на - Кунанкырт, Доненкырт, Бестикырт3. Этим последним как раз и был Мухамеджан. С самого утра, узнав, что здесь гостит Абай, он мучился одним желанием, которое просто распирало его... И сейчас, проглотив один за другим три-четыре блина, толком и не разжевав, шумно запив густым чаем, Бестикырт заговорил прежде старших, обращаясь через стол к Абаю:

- Е, Абай, ты все говоришь о своем ауле да сородичах. А слыхал ли ты о городских напастях?

Дамежан с укором блеснула на него глазами:

- О чем это ты?

Абай был в недоумении:

- Какие опять напасти?

Мака тут же отозвался своим высоким голосом:

- Неужто никто в степи не знает? Похоже, что в этот город нагрянула большая беда!

Абай недоуменно смотрел то на одного, то на другого:

- Скажите же, наконец, что случилось?

Отец и сын тут же заговорили наперебой:

- В городе страшная болезнь!

- Настоящая зараза!

- Люди мрут, как мухи, и на той, и на этой стороне!

- Как чума какая-то, что ни день - людей косит!

- Жители уже бегут из города!

Высказав все это, они вдруг оба разом приумолкли. Далее, будто последнее слово и должно значиться за ним, степенно заговорил Мака:

- Мы еще утром толковали о тебе, Абай. Для чего он заявился сюда? Что ему надобно в городе, где свирепствует мор? Вот какой разговор мы вели, едва проснулись.

Баймагамбет спросил:

- А сами-то вы здесь по каким делам?

- Мы покинем это проклятое место, как только выпьем чай! - воскликнул Мака.

И все трое опять затараторили, перебивая друг друга, что немедля уедут как можно дальше из этого злосчастного города, убегут от этой напасти, черного мора. Мака и Жуман даже начали настоятельно, на правах старших, советовать Абаю также скакать побыстрее отсюда, пока не поздно...

Абай посмотрел на Дамежан. Женщина пожала плечами, поведав о том, что в городе и вправду дней десять, как появилась холера, и люди в самом деле умирают. Но говорить о повальном море, делать из мухи слона - вряд ли достойно степенных, взрослых людей.

- Вот так и рождаются всякие сплетни, - недовольно заключила