Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

- Где это в шариате сказано, - обратился он с вопросом к слушателям, - что жаназа должны отправлять только халфе, кари, мулла, муэдзин? Жаназа может читать любой человек, сведущий в молитвах и намазе!

По толпе пробежал ропот: действительно, многие никогда и не задумывались об этом... Абай меж тем заключил:

- Итак, если в доме умершего есть тот, кто умеет отправлять жаназа, то можно ему самому справляться, читая Коран, и вовсе не надо приглашать мулл, лишний раз беспокоить мечеть.

Тут же из толпы посыпались вопросы о Сармолле. Кто-то сказал:

- Толкуют, что муллы, халфе плохо отзываются о нем, обвиняют его. Верно ли это? Неужто они этим творят добро?

- У имамов и слова, и дела причудливы, - ответил Абай. -Совершенно неуместно раздувать взаимные обиды-обвинения в такие тяжелые для народа дни. Все это полное невежество! Люди, истинно болеющие душой за народ, не могут дойти до такого. Что из того, что сами имамы, ишаны говорят об опасности холеры и тому подобное, если они же при этом обвиняют в вероотступничестве тех, кто по-иному предупреждает людей? Это просто ишачье упрямство! Люди не примут таких служителей ислама. А тот, кто искренне предупреждает людей об опасности, несмотря ни на что, не может желать им вреда!

Этим закончилось первое выступление Абая перед людьми, но за ним последовало и второе, и третье... Следующим утром он приехал на слободской базар и собрал вокруг себя человек двадцать-тридцать, из числа жителей левобережной стороны. Говорил он и на скотном базаре, и снова вокруг его повозки собралось примерно столько же людей.

Абая стали часто останавливать на улице - возле мелких лавок, где с ним заговаривали ювелиры и плотники, швеи и сапожники, бакалейщики, а то и просто пешие прохожие, как пожилые, так и молодые. Выступая перед своими казахами, Абай старался говорить ясно и четко, чтобы его речи, заранее обдуманные, хорошенько запомнились слушателям.

Сегодня Абай чувствовал себя гораздо увереннее, чем вчера. Казалось, в слободке жил совсем другой народ, нежели те, что толклись на пешем базаре по ту сторону: слушателей находилось достаточно, во многих местах. Это были не просто зеваки - ему внимали люди, которые по-настоящему верили Абаю, давно жаждали веских слов, ждали дельных советов, наставлений.

Видя, как люди слушают его, Абай говорил более уверенно, хоть и по-прежнему взволнованно, горячо, ибо сам был полон душевных переживаний, никак не мог иначе.

Выступая по эту сторону, где среди людей уже разошлись советы Сармоллы, он лишь краем коснулся его спора с муллами, заметив, что Сармолла говорил дело, и надо неукоснительно исполнять его наставления. В этом у Абая был и некий тонкий расчет, желание отвести от Сармоллы беду: городские жители уже меньше говорили, мол, это сказал Сармолла, а разносили, словно новую легенду, весть о том, что все эти знаменитые слова исходят из уст Абая.

В последующую неделю он каждый день ездил на городские базары по обеим сторонам Иртыша и, сидя в своей арбе, выступал перед людьми. Он знал наверное, что слухи о его речах распространились среди горожан и приезжих, и теперь вокруг него собиралось не менее сорока-пятидесяти человек.

К началу августа в городской жизни наступили видимые перемены, что ощущалось как по эту, так и по ту сторону реки: люди и вовсе перестали приглашать на жаназа и похоронные трапезы имама мечети и послушников медресе, халфе, кари, муэдзинов. Теперь, чтобы исполнить долг мусульманина, ради духа умершего приглашали кого-то одного из мулл, да так после и хоронили покойного.

Все это чрезвычайно разгневало слепого кари, халфе Ша-рифжана, муэдзина Самурата: они прекрасно видели, как изменилось настроение людей. В последние дни они все чаще задумывались над тем, чтобы перейти к самым решительным мерам...

Они, конечно, знали, что все это исходит от Абая, но говорили, что он - всего лишь степной казах, да и человек вообще не религиозный. К чему ж бросаться на него с нападками? Кроме того, Абая они все же немного побаивались - его высокого авторитета у людей. В результате - не только не обвиняли его, но и вообще не произносили имени Абая вслух. Зато они как зубами вцепились в другого человека, в Сармоллу, представляя его своим ярым противником, коварным врагом. Вероучители часто теперь собирались втроем-вчетвером, шептались, делясь своими замыслами с торговцами Отарбаем, Корабаем, и однажды, собравшись в тени главной мечети, они вместе с торговцами остановили старого имама.

- Таксыр39, хазрет! - хором заговорили Корабай и Отарбай. -Мы пришли к вам с жалобой. Хотим изложить свою мольбу от имени жителей махаллы.

По их общему уговору, теперь получалось, будто это они сами пришли к имаму, чтобы испросить его мнение, а муэдзина Самурата, слепого кари, халфе Шарифжана - всех их просто привели с собой.

Разговор начал Отарбай. Он стоял над низкорослым имамом, согнувшись, приблизив сверху к нему свое лицо, тряся над ним длинной, несуразно торчащей бородой. Проговорил густым басом:

- Уа, хазрет! Люди махаллы послали меня к вам. Вон, глядите, за забором стоят еще человек десять. Как истинные последователи Мухаммеда мы пришли узнать ваше мнение. Будут ли, наконец, сказаны слова спасения, слова заботы о ближнем, слова наставников против этой напасти, свалившейся на голову мусульман, против этой проклятой холеры? Что вы нам скажете, хазрет, какие меры принять людям?

Тотчас подхватил Корабай, продолжил своим глухим голосом:

- Сказано ведь: если корабль попадет в шторм, мореплавателям грозит погибель, то они спасаются не только молитвами, но и жертвоприношениями. Что вам известно об этом?

Опять заговорил Отарбай, потрясая своей черной бородой:

- Ваш покойный дед Акишан был настоящим святым. Как известно, в подобных обстоятельствах он советовал пойти на безжалостное жертвоприношение. Когда на город напали сыпной тиф и оспа, он высказался именно так. Вот, и пришли мы к вам за советом. Святой хазрет, подскажите народу какой-нибудь выход!

Отарбай и Корабай, оба рослые, крепкие, так нависли над старым имамом с обеих сторон, что он был вынужден отступить к стене. Он не ведал, что они говорили заранее заученные слова, сам впервые слышал о подобных вещах и не решился открыто ответить.

- Баракалле, баракалле! - тем не менее, выкликнул он слова одобрения. - Жертвоприношение при тяжелых обстоятельствах, ради всех мусульман, перед нашим пророком Мухаммедом Мустафой, будет принято Всевышним и возблагодарено. В бедственные времена опустошенные души, бедные чада господни во имя своего спасения могут принять харакатилдур40.