Мэри Мари - Элинор Портер
* * *
Через два дня после Рождества
Случилось еще одно замечательное событие: я получила письмо от отца. От отца! Письмо! Настоящее!
Оно пришло сегодня утром. Мама, которая принесла его, казалась немного странной: на щеках выступили красные пятна, а глаза ярко блестели.
– Кажется, тебе написал отец, – сказала она, протягивая письмо.
Перед словом «отец» она, как всегда, замялась. Мама почти никогда не упоминает его, но если это происходит, то всегда делает забавную маленькую паузу.
Наверное, лучше сказать прямо сейчас, пока я не забыла, что мама сильно изменилась с тех пор, как скрипач сделал ей предложение. Не думаю, что она всерьез переживает из-за него, но та ситуация ее явно расстроила. Однажды я слышала, как она говорила об этом с тетей Хэтти:
– Подумать только, такое могло случиться только со мной! Я ведь действительно сомневалась… Думала согласиться. Боже, Хэтти!
Тетя Хэтти поджала губы и с видом «я-же-тебе-говорила» сказала:
– Тебя спасло Провидение, Мэдж. Ты должна научиться ценить настоящих мужчин. Вот мистер Истербрук…
Но мама даже слушать не стала, засмеялась, зажав уши руками, и воскликнула:
– Ах, этот мистер Истербрук! – и выбежала из комнаты.
С мистером Истербруком она видится уже не так часто, как раньше, порой они ходят куда-то, но эти прогулки не представляют ни малейшего интереса – для этого романа, я имею в виду.
Да и других мужчин она не особенно привечает. Боюсь, теперь мало шансов, что мамина любовная история превратит эту книгу в настоящий роман. Буквально на днях я слышала, как она сказала дедушке и тете Хэтти, что любовь – это иллюзия и капкан. Хотя она и смеялась, но мне показалось, что говорила это серьезно. Похоже, ей не нравится ни один мужчина, который посещает наш дом. Кажется, она предпочитает все свое время (когда я не в школе) проводить со мной. Мы разговариваем о разных вещах. (Мне нравятся наши разговоры. Есть большая разница между диалогом и монологом. У отца всегда бывает монолог.)
Однажды мама заговорила со мной о браке; я сказала, что если мне не понравится брак или я устану от мужа, то всегда могу отказаться от них, вернуться домой и жить прежней жизнью.
Но маме мои слова не понравились. Она сказала, что нельзя так говорить и что зажить прежней жизнью уже не получится, уж она-то об этом знает. Раньше ей тоже казалось, что так можно. Мама где-то читала, что нельзя стать прежним, как нельзя вернуть платье обратно в магазин и ожидать, что оно снова превратится в отрез ткани. Конечно, это невозможно, когда платье уже раскроили!
Мама говорила много, а после отцовского письма – стала еще больше. Ой, а я ведь еще не рассказала о письме! Сейчас…
Как я уже упоминала, мама принесла его и сказала, что, скорее всего, оно от отца. Я видела, что ей интересно его содержание. Думаю, письмо удивило меня не меньше ее, хотя и обрадовало гораздо больше.
Когда она увидела, что я в восторге бросилась за конвертом, она вздрогнула и посмотрела на меня с обидой:
– Мари, я не знала, что письма отца так много для тебя значат.
Не помню, что я на это ответила, наверное ничего. Ведь я уже начала читать – так мне было интересно узнать, что он пишет.
Я перепишу текст письма целиком, тем более что оно короткое.
ДОРОГАЯ МЭРИ!
Рождество почему-то заставило меня задуматься о тебе. Я жалею, что не послал тебе подарка, но у меня не было ни малейшего представления о том, что могло бы порадовать тебя. По правде говоря, я пытался что-то выбрать, но вынужден был отказаться от этой затеи.
Мне интересно, хорошо ли ты проводишь время и чем теперь занимаешься. Вообще-то я уверен, что все в порядке – ведь ты теперь Мари.
Видишь, я не забыл, как ты устала быть Мэри. Честно говоря, не могу тебя винить.
И раз уж я спросил, как ты провела Рождество, честно будет рассказать, как провел его я. Наверное, очень хорошо. По крайней мере, так говорит твоя тетя Джейн. Я слышал, как она вчера беседовала с соседкой. Она сказала, что приложила все усилия, чтобы развлечь меня. Так что, конечно, я должен быть рад.
Подавали очень вкусный ужин, и она пригласила миссис Дарлинг, мисс Сноу и мисс Сэнборн. Джейн сказала, что не хочет, чтобы мне было одиноко. Но даже в толпе иногда бывает очень одиноко. Ты знала об этом, Мэри?
После ужина я оставил их болтать и отправился в обсерваторию. Наверное, я заснул там на кушетке, потому что, когда я проснулся, было уже совсем темно. Но меня это не смутило, поскольку я хотел провести несколько наблюдений. Была прекрасная ясная ночь, и я оставался в обсерватории почти до самого утра.
Что думаешь? Я полагаю, Мари теперь каждый день играет на пианино? К инструменту здесь никто не прикасался с тех пор, как ты уехала. Хотя нет, твоя тетя играла на нем гимны на собрании миссионеров.
А как ты провела Рождество? Может быть, ты напишешь мне об этом?
ТВОЙ ОТЕЦ
Мама мерила шагами комнату, пока я зачитывала письмо вслух. Минуту она молчала, а потом резко повернулась и с трудом выдавила:
– В этом письме совсем нет упоминаний о твоей маме, Мари. Полагаю, твой отец совсем забыл о моем существовании.
Я ответила, что так не думаю и уверена, что он помнит о ней, потому что часто задавал мне вопросы о том, чем она занимается, о скрипаче и все такое.
– Скрипаче?! – вскричала мама, снова поворачиваясь ко мне (она по-прежнему ходила по комнате). – Ты хочешь сказать, что рассказывала отцу о нем?
– Ну не все. – Я старалась быть спокойной, чтобы она тоже успокоилась (но это не сработало). – Я не могла рассказать ему то, что тогда еще не произошло. Но он знает о его существовании, и про остальных, и про то, что я не знаю, кого ты выберешь, и…
– Ты сказала ему, что не знаешь, кого я выберу?! – задохнулась мама.
Вид у нее был потрясенный. Хотя я подробно описала, что именно рассказывала, снова и снова уверяла ее, что отец очень этим заинтересовался, но лучше не стало. Она лишь буркнула:
– Очень заинтересовался, подумать только!
И еще долго ходила по комнате, а потом вдруг бросилась на диван и зарыдала, словно у нее вот-вот разорвется сердце. Я попыталась ее утешить, но только усугубила ситуацию. Она обнимала меня и плакала.
– Милая, разве ты не