Мэри Мари - Элинор Портер
Конечно, остается Андерсонвилль, в который я вернусь этим летом, может быть, там что-нибудь и случится, но я сомневаюсь.
Я забыла сказать, что от отца больше не было вестей. Я ответила на его рождественское письмо, написала так, как сумела, и рассказала ему все, о чем он просил. Но отец так и не написал больше. Честно говоря, я расстроена, потому что ждала от него письма, думаю, мама тоже.
Она столько раз спрашивала меня, получила ли я от него ответ. Когда я говорю «нет», то она выглядит так забавно: вроде и рада, а вроде расстроена.
Мама теперь очень странная. Например, неделю назад она подарила мне чудесную коробку конфет – целых два фунта, а мне никогда не разрешали есть больше полуфунта за раз. Но как раз в тот момент, когда я подумала, что наконец-то устрою себе настоящий праздник и съем столько, сколько хочу, – как вы думаете, что она сказала? Что я могу съесть три штучки в день, и ни одной больше. Тогда я спросила ее, зачем она подарила мне такую большую коробку, а мама ответила, что это научит меня самодисциплине. Что самодисциплина – одна из самых замечательных вещей в мире. Если бы ее научили этому в детстве, то мамина жизнь сложилась бы совсем по-другому. Она подарила мне большую коробку конфет, чтобы научить меня отказывать себе и брать только три штучки каждый день.
Три штучки! Из этой огромной коробки, при взгляде на которую у меня слюнки текут! И все это только для того, чтобы научить меня этой гадкой самодисциплине!
Так могла бы поступить тетя Джейн, но не мама!
* * *
Неделю спустя
Пришло письмо от отца, и произошло это вчера вечером. Оно было совсем короткое, в нем не говорилось ничего о том, что я писала в прошлый раз. Но я все равно ужасно гордилась! Да, в письме не было ничего особенного, кроме того, что я могу остаться в Бостоне до июня, когда закончатся занятия. Но он сам написал мне.
Отец мог попросить тетю Джейн написать маме, как делал это раньше. Но он забыл о своих звездах достаточно надолго, чтобы немного подумать обо мне, вспомнить о школе, о том, что я не могу ходить в нее в Андерсонвилле, поэтому он и сказал, что мне лучше остаться здесь, пока занятия не закончатся.
Я так счастлива, что могу остаться! Письмо меня очень обрадовало. И маму тоже. Она сказала, что очень мило со стороны отца пожертвовать почти тремя месяцами из его шести, чтобы я могла ходить в школу здесь. Да, она так и сказала. А однажды я услышала, что мама говорила тете Хэтти, что ей хочется поблагодарить отца. Но тетя фыркнула и сказала, что он должен был так поступить и что она не стала бы писать человеку, который так старательно избегает переписок с ней. Наверное, поэтому мама не стала этого делать.
А вот я ответила. Правда, мне пришлось написать три письма, прежде чем вышло то, которое мама разрешила отправить. В первом я радовалась тому, что остаюсь, поэтому мама сказала, что этим я могу причинить боль отцу, а ведь он был так добр ко мне. Второе звучало так, как будто я очень жалею, что не поеду в Андерсонвилль первого апреля, и мама сказала, что нельзя, чтобы он подумал, что я не хочу оставаться в Бостоне. К моменту написания третьего письма я была достаточно рада тому, что остаюсь, и достаточно жалела, что не уезжаю. Мама сказала, что все хорошо, и я отправила письмо. Как видите, я попросила помощи у мамы, потому что знала, что в этот раз она не будет плакать и ревновать. Так и случилось. Она была очень рада.
* * *
Апрель
Вчера я доела последнюю шоколадку. В двухфунтовой коробке оказалось всего семьдесят шесть кусочков. Я пересчитала их в первый же день. Шоколад был очень вкусный, и я обожала его, но беда в том, что последнюю неделю остались только маленькие кусочки. Понимаете, каждый день, не задумываясь, я выбирала самые большие шоколадки. Так что можете представить, что там оставалось в конце. В основном миндаль в шоколаде.
Что касается самодисциплины, то я не чувствую себя ни капельки более дисциплинированной, чем раньше. Я все так же сильно хочу шоколад, о чем и сообщила маме.
Но мама становится очень странной. Честное слово, я боюсь, как бы она не стала похожей на тетю Джейн.
Сами подумайте.
На прошлой неделе мы выбирали мне наряд для вечеринки и нашли прекрасное платье из розового шелка, вышитое золотым бисером, и золотые туфельки в тон. Я знала, что выглядела бы в нем просто божественно и раньше мама обязательно бы купила его. Но не в этот раз. Она выбрала ужасное белое муслиновое платье в горошек и голубой шелковый поясок – такой наряд больше подходил для ребенка, маленькой девочки.
Конечно, я расстроилась и не сумела это скрыть. Не смогла. Мама сначала никак не отреагировала, но по дороге домой в автомобиле она обняла меня и сказала:
– Мне жаль, что так получилось с розовым платьем, дорогая. Я знаю, что ты хотела его, но оно пока совсем не подходит тебе, давай подождем, когда ты подрастешь.
Еще минуту она молчала, а затем продолжила, снова приобняв меня:
– Матерям приходится следить, чтобы маленькие дочери не становились тщеславными и не слишком увлекались нарядами.
Тогда я, конечно, поняла, что это очередное проявление самодисциплины. Но мама никогда раньше не думала ни о какой самодисциплине. Неужели она становится похожей на тетю Джейн?
* * *
Неделю спустя
Так и есть.
Теперь я точно это знаю.
Я учусь готовить. Готовить! И этого захотела моя мама. Я сама слышала, как она сказала тете Хэтти, что каждая девочка должна уметь готовить и вести хозяйство и если бы она научилась этому в юности, то ее жизнь сложилась бы совсем по-другому.
Конечно, я не буду учиться этому в нашем