Леди Ладлоу - Элизабет Гаскелл
– Но, мисс Галиндо, вы что, собираетесь бодрствовать ночами? Ведь это сильно вас утомит.
– Вовсе нет. Видите ли, дело в том, что мать Грегсона неотлучно сидит при нем, испуганная и рыдающая, и мне нужно ее утешить, чтобы она не беспокоила мистера Грея, которого тоже надо утешать, поскольку, как говорит доктор Тревор, его жизнь зависит от полного покоя. К тому же один больной нуждается в лекарствах, а другому нужно перевязывать рану. Также необходимо выпроводить из дома многочисленных братьев и сестер цыганенка, отца, поскольку тот так и норовит выразить свою благодарность мистеру Грею, хотя тот ничего не слышит. Так кто же сделает все это, если не я? На старую хромоногую служанку Бетти надежды никакой, ибо она как была глухой, так и осталась. Она когда-то служила у меня, да потом ушла, заявив, что я доставляю ей сильное беспокойство. Должна признаться, в ее словах есть доля правды, хотя ей не стоило ничего говорить, потому что есть правда, которую лучше похоронить на дне колодца и никогда не являть миру.
И мисс Галиндо исполнила свое намерение, но при этом поутру явилась на свое рабочее место, правда, выглядела чуть более раздражительной, чем обычно (что было вполне понятно), и чуть более молчаливой (что было скорее благословением).
Леди Ладлоу чрезвычайно беспокоилась и за Гарри Грегсона, и за мистера Грея, ибо всегда была очень добра и внимательна к тем, кто стал жертвой несчастного случая или болезни, но в этот раз ее беспокойство проявилось гораздо сильнее, поскольку ей казалось, что она рассталась с обоими пострадавшими – как бы это выразиться – не очень дружески. Хотя не думаю, что это слово подходит, чтобы описать ее отношения с маленьким бродягой-посыльным, которого она видела единственный раз в своей жизни. И все же, если бы она только знала, что и мальчик, и священник окажутся на пороге смерти, то рассталась бы с ними совсем иначе.
Доктору Тревору было поручено консультироваться с самыми лучшими врачами, какие только имелись в графстве, а если он предписывал больным какую-то диету, то блюда для них готовились под чутким надзором миссис Медликот в поместье и затем отправлялись в дом священника, и поскольку мистер Хорнер отдал почти такие же распоряжения касательно Гарри Грегсона, то недостатка в советчиках и лакомствах не наблюдалось.
На вторую ночь мистер Хорнер настоял, что станет самолично приглядывать за больными, а посему сидел и храпел у постели Гарри, в то время как его несчастная, измученная мать лежала рядом, думая, что приглядывает за ним, хотя на самом деле спала. Так рассказывала нам мисс Галиндо. Не доверяя никому в деле ухода за больными, кроме себя самой, она прокралась по ночным деревенским улицам в одном халате и плаще и вошла в дом в тот самый момент, когда мистер Грей тщетно пытался дотянуться до чашки с ячменным отваром, которую мистер Хорнер поставил слишком далеко от его кровати.
Из-за болезни мистера Грея нам пришлось довольствоваться присутствием в деревне весьма странного викария, глотавшего половину звуков и торопившегося закончить службу, но при этом находившего время для того, чтобы поклониться выходившей из церкви миледи, причем делал он это с таким подобострастным видом, что, как мне кажется, готов был стерпеть любую отповедь и даже побои, лишь бы только графиня удостоила его своим вниманием.
И все же я не могла не заметить, что миледи, хоть и любила, когда к ней обращались с почтением и даже благоговением, как и подобало обращаться к столь знатной особе, тем самым отдавая дань уважения сословию, к которому она принадлежала и от которого не имела никакого права отказываться, будучи человеком простым, искренним и весьма скромным, не могла вынести раболепства мистера Кросса, временно заменявшего нашего больного священника. Ее светлость буквально возненавидела его манеру постоянно улыбаться и кланяться, а также неизменное согласие с любым высказанным ею мнением и стремление тотчас же повернуться в ту сторону, куда поворачивалась она.
Я уже не раз повторяла, что ее светлость всегда была довольно немногословна, хотя, возможно, так происходило оттого, что она редко оказывалась в окружении равных себе по положению, но мы все настолько сильно ее любили, что давно научились распознавать ее настроение, и я знала, что означают особенные повороты ее головы или почти незаметные движения изящных пальцев, и понимала ее так же хорошо, как если бы она выражала свои мысли словами. Посему мне начало казаться, что ее светлость была бы очень рада, если бы мистер Грей выздоровел и вновь приступил к исполнению своих обязанностей, пусть даже и с его привычной чрезмерной добросовестностью, беспокоившей его самого и слегка пугавшей всех остальных. И, несмотря на то что мистер Грей ценил мнение леди Ладлоу не выше мнения любой другой благовоспитанной леди, ее светлость не могла не согласиться, что беседы с ним никогда не были пресными, в отличие от ее разговоров с мистером Кроссом, напоминавшим безликое эхо ее собственного голоса.
Что же до мисс Галиндо, то она стала ярой сторонницей мистера Грея с тех самых пор, как начала за ним ухаживать.
– Вы знаете, миледи, что я никогда не слыла женщиной, повиновавшейся рассудку, а потому не стану делать вид, как непременно сделала бы, будь я рассудочной и признав, что меня убеждают те или иные доводы мистера Грея. Во-первых, он, бедолага, совершенно не мог спорить да и вообще говорить, поскольку доктор Тревор категорически это запретил, так что возможности вступить в спор у него попросту не было! Но я хочу сказать иное. Если я вижу, что больной всегда думает о других и никогда – о себе самом, ведет себя терпеливо и смиренно (порой даже слишком), ибо я застала его за молитвой: он просил Всевышнего даровать ему прощение за то, что пренебрег своими обязанностями священника (мисс Галиндо корчила ужасные гримасы в попытке сдержать слезы и щурилась таким образом, что меня непременно это развеселило бы, не говори она при этом о мистере Грее), – если вижу замечательного и очень религиозного человека, по моему мнению, сумевшего ухватить верную путеводную нить, мне остается лишь, держась за края его сюртука, закрыть глаза и следовать за ним по полному опасностей пути в Царствие Небесное.
– Посему, миледи, прошу меня простить, если я приму сторону мистера Грея, когда он поправится и снова загорится идеей основать воскресную школу. Полагаю, что я даже загорюсь еще сильнее, чем
