Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов
На допросе переводил Алимбек, и он держался крайне отчужденно, не пытаясь хоть чем-нибудь помочь, поддержать Ма-кен. У нее сразу родилось подозрение, что он доводит до чиновника не все ее слова. Косясь на него, она строго, слово в слово, повторила все то же самое, что произнесла на первом допросе, в присутствии Абиша.
Со дня и этого допроса прошел еще один месяц.
И вот, наконец, Салима, накрыв и себя, и Макен черными чапанами, снова привезла ее в канцелярию окружного суда и завела на верхний этаж, в знакомую большую комнату.
Макен чувствовала себя как среди глухонемых. В конторе никто к ней не обратился, не взглянул даже на нее, и друг к другу эти мрачные служилые люди не обращались. Казалось, она никому здесь не нужна, о ней просто забыли.
Но на улице, когда ее провезли по городу и сани стали заворачивать во двор суда, Макен заметила, выглядывая из-под чапана, что на прилегающих проулках и в самом дворе полно народу, и многие - верхом на конях, в тобыктинских шапках. Наряду с ними она увидела множество городских баев в расшитых узорами крытых шубах, с широкими, на ногайский манер, лисьими воротниками, в ногайских же круглых шапках-бориках. Кое-где виднелись белые и зеленые чалмы мулл. И по всему этому Макен поняла, что настал решающий день в ее судьбе.
В этой толпе ей не удалось увидеть дорогого, надежного для нее человека - Абая-ага. Она с детства, почитая его как великого акына, считала его недостижимым, словно горная вершина. И вот она узнала, что Абай решил защитить ее. Но почему-то его не видно нигде, и это встревожило девушку. Однако когда она вошла в дверь здания суда, чей-то голос, прозвучавший близко из толпы, чуть сзади, произнес одну лишь фразу, которая сразу успокоила ее: «Макен, не бойся! Абай-ага здесь!» Она узнала этот голос, - он принадлежал маленькому Алмагамбету.
Кроме этих негромко произнесенных слов Макен больше не услышала ничего обнадеживающего, обращенного к ней. Наконец чиновники, заведя ее в какую-то отдельную комнату, поставили перед собой и стали зачитывать с бумаг свое решение.
Ввиду необычности разбираемого дела, окружной суд решил рассмотреть его на отдельном закрытом заседании, в присутствии всего трех человек - председателя и двух судебных заседателей. Не было заинтересованных сторон, отсутствовали прокурор и адвокаты. Заключительный процесс провели без присутствия публики, приговор зачитали всего за несколько минут...
Макен видела перед собой продолговатую большую комнату, в глубине которой был тор, на котором, расположившись за широким четырехугольным столом, восседая на стульях с высокими спинками, замерли четыре человека. Главного, который читал бумагу, она вспомнила, - это был таксыр, опрятный лысый человек с подстриженной бородкой, который судил на первом заседании, четыре месяца назад. Макен, как только переступила порог и, медленно ступая, стала приближаться к столу, накрытому зеленым сукном, - смотрела только на этого человека, который показался ей добрым. На двух других, сидевших по обе стороны от него, она почти не обратила внимания, краем глаза только отметила, что один из них был очень высокий, худой, другой - не очень высокий, но тоже худой, с седыми волосами. Четвертым был толмач, толстенький казах с рябоватым лицом, стоявший возле председателя.
Макен держалась скромно, отвечала на вопросы тихим голосом, но никакой робости при этом не испытывала. Ей самой было удивительно собственное спокойствие, она даже шутливо обратилась к себе: «Е, ты, может быть, уже с ума сошла от страха, что больше ничего не боишься? Почему не плачешь, не дрожишь от страха?» У девушки и в мыслях не было, что она может отступиться. «Умру, но вытерплю все! Не боюсь ни огня, ни ада!» - решительно сказала себе. Пройдя половину расстояния до тора, накрытого зеленым сукном, Макен остановилась.
- Подойдите ближе! Вот сюда! - услышала она мягкий голос таксыра.
Высокая, стройная девушка, одетая в приталенный камзол лилового бархата, в расшитой серебряными нитями шапочке-такия с наброшенною поверх нее легкой расписной шалью, -смуглая степная красавица показалась председателю весьма умной и обаятельной. Он стал задавать через толмача обычные формальные вопросы, сопутствующие судопроизводству: каково ее имя, кто ее отец, сколько ей лет, училась ли она. Невысокий худенький судья, сидевший рядом с таксыром-судьей, стал записывать ее ответы, скособочившись на одну сторону. Макен стало немного смешно, - все это уже спрашивали в прошлый раз, несколько месяцев назад, и тогда тоже записывали. Неужели бумаги потеряли?
Дальше снова последовали уже задававшиеся вопросы: когда они соединились с Дарменом, почему решилась бежать от Даира? И опять Макен ответила кратко, слово в слово повторив свой прежний ответ: «С Дарменом не расстанусь. К Даиру не пойду, - лучше смерть. Прошу царский суд защитить меня».
Выслушав ответы с непроницаемым лицом, председатель стал обсуждать их с другими судьями на непонятном для Макен русском языке, и опять девушка подумала: зачем они повторяют одно и то же, почему не решат поскорей ее участь? Сколько можно... А в это время председатель говорил товарищам судьям следующее: «Слова этой киргизки вполне разумны. Она держится с достоинством и вполне искренна в своих заявлениях».
И вскоре, даже не удалившись в комнату заседаний, судьи вынесли окончательное решение. Для Макен толмач перевел на казахский: «Девушка свободна. Может распорядиться своей судьбой по личному выбору».
Девице Макен Азимовой суд выдал бумагу, удостоверяющую в том, что она свободна и взята под защиту российских законов, освобождающих ее от насильственного замужества.
Вопросы, касающиеся имущественных споров, разбираются на месте судом биев. Возврат калыма должен быть решен с согласия обеих сторон - между Даиром Шакарулы, претендовавшим на брак с девушкой, и Какитаем Исхакулы, представляющим ее интересы.
Это решение было оглашено в большом зале суда, в присутствии казахской публики - как из города, так и со степных кочевий. Затем обсуждение этого животрепещущего для них вопроса перешло из зала заседания во двор суда, на прилегающую к зданию площадь и даже на близлежащие улицы. Верховых, прибывших из степи, обсуждавших дело, не покидая седла, а также и приехавших на санных повозках и плетеных кошевках городских торговцев и баев - было немало. Но и тех, что были «на стороне Абая», оказалось не меньше. Это был в основном рабочий люд, мелкие ремесленники, лодочники-паромщики с обоих берегов Иртыша и прочий трудящийся народ Семипалатинска. Много было казахов-рабочих, одетых по-русски, в простые зипуны и кафтаны, в шапки-треухи. Особенно бросалась в глаза