Дом на линии огня. Хроника российского вторжения в Донбасс - Дмитрий Дурнев
На украденном авто нас повезли по городу. Мы проехали мимо дома, где я рос, миновали мою школу и подъехали к мосту возле проходной завода „Энергомашспецсталь“. Я хорошо знал, что завод частично принадлежит местному народному депутату Ефимову, а частично — российской корпорации „Росатом“: там плавили металл для корпусов российских атомных реакторов. Снаряды в этот завод, конечно, не прилетали, хотя блокпост украинской армии был всего-то в километре.
Главное ощущение, которое я вынес из той поездки: оказывается, я могу работать и на „той стороне“, где нет никаких признаков нормальности и порядка — милиции, прокуратуры, армии. Сразу за первым блокпостом с желто-голубым флагом начиналась земля, где можно было написать простую бумажную жалобу. Для захваченных территорий важно было только, есть ли у тебя возможность привлечь в свою защиту человека или двух с автоматами.
Нетвердый покой Донецка закончился через три дня после нашего возвращения. 5 июля 2014 года колонны боевиков Стрелкова хаотично двинулись из Славянска в Горловку, Донецк и еще куда-то в сторону границы с Луганской областью. Получилось это у них просто потому, что пространство между опорными пунктами ВСУ, которые должны были контролировать территорию вокруг Славянска и имели пулеметы, могло составлять и полтора, и три с половиной километра: сил у армии было мало. В одну такую широкую дыру через степи и поля и вытекли орды потрепанных людей с автоматами, пока их „бронегруппа“ просто поехала в лоб на украинский блокпост между Славянском и Краматорском. Пока на трассе грохотал бой, большинство участников которого погибли, толпы пророссийских бойцов заполнили Краматорск и следующие за ним по трассе города. Они захватывали автобусы, маршрутки, просто легковушки и ехали большой разномастной транспортной вереницей в сторону Донецка. То был единственный день, когда грузовики Руслана не поехали за свежим хлебом — машины спрятали, чтобы сохранить.
Я столкнулся с бойцами Стрелкова буквально сразу. Офис нашей донецкой типографии „Новый мир“ находился на улице Батищева, рядом с торговым комплексом „Маяк“, городским книжным и радиорынком. В этом квартале было несколько вкусных мест, куда я иногда ходил пообедать. Отправившись, как в любой другой рабочий день, за шурпой, я наткнулся на людей в камуфляже — целыми ротами бойцов Стрелкова вели на радиорынок, чтобы организованно скупать подержанные кнопочные телефоны с новыми номерами: считалось, что украинцы могут направлять удары авиации на скопление сигналов зафиксированных телефонов противника, поэтому аппараты часто меняли.
В городе продолжался привычный уже хаос. В парикмахерскую через дорогу от рынка ворвалась пара грабителей — „попросить“ поделиться выручкой. Одна из сотрудниц тихо выскочила из помещения и добежала до ближайшей колонны людей в камуфляже. Я застал развязку: в сквере через дорогу несколько боевиков деловито били прикладами по голове безвольно лежащего человека, еще одно „утрамбованное“ тело виднелось рядом — голова у него была практически плоской.
„Жив еще этот, нет, как считаете?“ — вполголоса переговаривались рядом посетители рынка. Никто не кричал, не пытался спасти неизвестных мужичков, не звал милицию — все оцепенело изучали новую реальность, где без особых разбирательств, суда и следствия могли убить любого.
Через несколько лет, исследуя становление „законодательства“ самопровозглашенной республики, я обнаружил, что первый „указ“ о введении военного положения, комендантском часе и военно-полевых судах из пяти человек был опубликован органами „ДНР“ еще 26 мая 2014 года, но на улицах он тогда никак не проявлялся. До середины июня в Донецке еще работали все украинские органы прокуратуры, милиции. Суды осуществляли правосудие именем Украины и вовсе до середины августа, примерно до этого же срока дотянула в рабочем состоянии донецкая мэрия. Дольше всего продержалась система исполнения наказаний — исправительные колонии под украинским флагом, с украинским снабжением и украинскими зарплатами работали до 2 ноября 2014-го. Случалось даже, что пойманных в других городах Украины преступников этапировали по месту совершения правонарушения — в уже „независимый“ Донецк.
Параллельно с представителями украинской власти работал „премьер-министр ДНР“ Александр Бородай, но до начала июля ни его подчиненных, ни его распоряжений никто толком не замечал. С появлением в правительстве целого министра обороны в лице Игоря Стрелкова все зримо изменилось. Донецкие батальоны оказались неспособны поддерживать общественный порядок: говорят, их командиры пытались как-то выступить против мародерства пришедших из Славянска толп, но выяснилось, что бойцы „Востока“ и „Оплота“ живут внутри российского телевизионного мифа об Игоре Стрелкове и воевать против его „легендарных“ людей не намерены. Вскоре переименованные в „бригады“ донецкие „батальоны“ уже воевали как могли против ВСУ под Снежным.
Бородай, будучи профессиональным политтехнологом, тоже старался создавать мифы — занимался откровенным блефом, проводил трескучие пресс-конференции. Первые несколько российских танков, доставленных в Донецк через границу, перед тем как уйти на фронт, целый день ездили кругами по проспекту Мира, чтобы местные жители наснимали побольше видео для соцсетей. Бродил по городам от Луганской области к Донецкой и прицеп с зенитно-ракетным комплексом „Бук“: никто и не пытался ничего маскировать, наоборот — пророссийские силы пытались продемонстрировать, что серьезных средств поражения у них все больше и Россия хоть и не ввела пока войска, но уже рядом и помогает.
После своей успешной поездки в Краматорск я решил получить аккредитацию в „ДНР“. Защитные бумажки с синей печатью и парой двуглавых орлов под надписью „Пресса“ выдавали на седьмом этаже захваченной облгосадминистрации — этажом выше „НКВД“. В пресс-службе тогда в очередной раз менялась команда. Предыдущая руководительница, истовая сторонница „Русского мира“, в конце июня обзвонила всех российских и западных журналистов в городе и пригласила на торжественное событие — сдачу в плен украинских солдат из полка ПВО на окраине Авдеевки. Сдаваться они должны были якобы в присутствии и по настоянию своих матерей, причем в ночное время. В качестве „мам“ приехали активистки „Русской весны“ из организации, которая в своем названии обыгрывала слова „солдатские матери“. Украинские солдаты были не в курсе, что собираются сдаваться: они ждали штурма и открыли огонь по подъехавшему и затаившемуся автобусу с выключенными фарами. От полученного ранения погиб оператор Первого канала.
Главу пресс-службы бесследно убрали, предполагаемого организатора провокации Владимира Маковича демонстративно арестовали на четыре дня, хоть он и числился в тот момент „вице-спикером народного совета“, Бородай ночью объезжал гостиницы и лично извинялся перед российскими журналистами. А украинский полк ПВО так и оставался на месте постоянной дислокации еще десять лет. Сдать эту позицию пришлось только 16 февраля 2024 года — к тому времени она называлась „Зенит“.
Новая глава пресс-службы „ДНР“ уже никаких решений сама не принимала, но журналистам там чем могли помогали. Получив аккредитацию, я отправился ее ламинировать — в пресс-службе мне сообщили, что это можно сделать за небольшие деньги на третьем этаже все той же облгосадминистрации. Там меня немедленно задержали и начали допрашивать очередные люди с автоматами — на этот раз из „Первого медицинского отряда ДНР“. Спасло меня только то, что, обыскивая этаж, они действительно нашли в одной из комнат мужика, который зарабатывал небольшие деньги, эксплуатируя очевидно краденый ламинатор.
