На встречу дня - Ежи Вавжак
Метек Яниц работал вместе с ним в мартеновском цехе. Он не особенно пошел вверх, хотя у него были все возможности. Парня больше занимал футбол, чем учеба в школе. Он даже бросил вечерний техникум и, окончив позже курсы, стал работать оператором на мостовом кране. Яниц не очень тогда огорчался, поскольку сын его попал в первую команду и вскоре стал ведущим игроком. Про себя Яниц решил, что Метек сделал правильный выбор, особенно когда через два года сына зачислили в сборную молодежную страны и в газетах стало часто появляться его имя. А в цехе Метека перевели на менее тяжелую работу, но с той же зарплатой — в ОТК. И хотя он, Франтишек Яниц, потомственный сталевар, мастер мартеновского дела, в глубине души всегда презирал «бездельников» — как он окрестил контролеров, — сидящих у них на шее и вечно надоедавших со своей технологией — упаси боже, чего бы не нарушить, — в данном случае он испытывал гордость за сына, когда тот проходил по цеху с паспортами плавок, в которых отражались все итоги и окончательная оценка работы большого коллектива.
Он думал, что не переживет того дня. Парни отправились на мотоциклах прогуляться к Золотому Потоку. На обратном пути кто-то из лихачества перед девушками предложил устроить гонки. В итоге его сына не стало.
И потом была еще эта неделя в больнице. Фиолетовое опухшее лицо, прерывистое дыхание, временами бред, стоны. Метек умирал. Яниц никак не мог в это поверить, его все не покидала искра надежды вопреки однозначному заключению врачей. До сознания никак не доходило, что молодой, здоровый, крепкий парень, всегда приветливый и добрый, все время куда-то спешащий, увлеченный, может исчезнуть и после него ничего не останется, ровно ничего. Это казалось невероятным, и это случилось.
— Ты что, вроде бы не в себе? — спрашивает жена и садится рядом. — Я на сегодня закончила, Что с тобой?
— Да ничего, так что-то задумался. Мало ли у человека забот, — вздохнул он кротко. — Дай-ка тяпку, пойду поковыряюсь немного, чтобы ты не ворчала.
«Правильно мы решили с этим участком, человеку надо где-то отдохнуть, спокойно посидеть, подумать, попить чайку в беседке с друзьями... Только как это теперь спасти? Они думают: член заводского комитета — важная персона, стоит шевельнуть пальцем и реконструкцию комбината тут же отменят, — усмехается он и с грустью окидывает взглядом участки — недолго ждать, год, самое большее два, и появятся здесь бульдозеры. Завод дал нам все — работу, хлеб, но если уж требует чего, придется отдать, перечить не приходится. Но разве Веронике это объяснишь? Всплакнет поди, когда придется беседку на доски разбирать... Ну, а Бася, она-то будет рада. Ее ведь палкой сюда не загонишь, чтобы хоть ради здоровья покопалась немного в земле».
Он смотрит на часы. Солнце совсем опустилось к горизонту. Становится прохладно, воздух свежеет и приятно бодрит, не то что клубы едкого дыма там. Здесь хорошо отдыхается. Особенно сегодня, впереди свободное воскресенье, тридцать шесть часов не так уж мало.
От главных ворот, над которыми красуется огромная вывеска «Садово-огородные участки металлургического комбината «Страдом», идет девушка в белом коротеньком платьице. Яниц прищуривает глаза, фигурка кажется ему знакомой. Да это же Барбара, узнает наконец он. Она всегда как-то по-особому, на свой манер размахивает красной сумкой и, хотя отсюда ему не слышно, наверняка напевает песенку, одну из тех модных мелодий, которые с утра до вечера гремят по радио.
Барбара идет быстро, ее подвижная фигура все ближе и ближе. У Яница снова перехватывает горло. Он пытается отогнать назойливо лезущую нелепую мысль. Он любил их обоих, но гордостью его, конечно, был сын, с которым ему, как немногим отцам, всегда удавалось ладить. Метек весь был перед ним как на ладони, был его опорой в старости, а эта девчонка, едва начала превращаться в женщину, становилась все более непонятной и загадочной. А в последнее время от нее и вообще одни только огорчения и никаких радостей.
— Зенека здесь нет? — удивленно спрашивает она. Факт этот ей явно не по нраву.
— Ты же видишь, — отвечает мать. — Ишь ты, вырядилась, как на гулянку, лучше бы нам помогла.
— Да будет тебе, ты же знаешь, что я иду на танцы... Да и что здесь делать? — пренебрежительно кривит губы Барбара. — К тому же у меня и времени нет. Экзамены кто будет сдавать?
— Если бы ты занималась, — прерывает ее мать, — я бы слова тебе не сказала, но ведь у тебя только гулянки на уме. Да еще с кем!
— Как это с кем? — улыбаясь, вмешался Яниц, издали услышавший конец фразы: мать и дочь разговаривали довольно громко. — Об этом парне не дам худого слова сказать. Из него получится славный сталевар. И техникум он наш ведь уже заканчивает.
— Не в том дело, какая у него профессия и что он заканчивает, — несколько смущенно возражает жена. — Он мне вообще не нравится: какой-то никакой, понятно? Всем всегда приветливо улыбается, со всеми соглашается. Тебе нужен другой человек, который крепко бы тебя в руках держал. А это сопляк, у него молоко еще на губах не обсохло.
— Ты сама-то хороша, — весело смеется Барбара, — морали читаешь, а в семье чистый деспот. Наш папочка во всей округе самый разнесчастный подкаблучник.
— Вы меня в свои дела не путайте, — добродушно улыбается Яниц. — А вон и наш орел, легок на помине...
— Не нравится мне, что он все время за тобой ходит. Замуж тебе еще рано, школу надо кончать. Но и крутить парню голову ради забавы тоже не годится... Подумай серьезно, Бася...
— Серьезно, серьезно, — повторяет Барбара, передразнивая мать. Ей определенно не нравится этот разговор.
Зенек Лис принадлежал к наиболее упорным ее поклонникам. Они вместе учились в школе, но после смерти отца Зенек из восьмого класса перешел в техникум при комбинате — хотел побыстрее начать работать, чтобы зарабатывать и помогать матери. И все удивлялись, что этот рано
