Богова делянка - Луис Бромфилд
— Кокнули! Кокнули!
— Кого? — завопила тетя Луиза. — Где вы были?
— В городе! — завопил Денни. — Этих вот Берденов кокнули.
— Кто их убил? — вопила тетя Луиза.
— Друсилла и кузен Джон! — провопил Денни. И тут уж, говорит Лувиния, тетя Луиза взвопила что надо.
— Ты хочешь сказать, что Друсилла и этот человек еще не обвенчались?
А мы не успели. Может, Друсилла с Отцом и обвенчались бы, но когда мы выехали на площадь, то увидели толпу ниггеров, как бы гуртом согнанных за дверь гостиницы, где их сторожили пять или шесть белых сплошь чужие, а потом я увидел джефферсонских, то сплошь были люди, которых я знал, и Отец тоже знал — они бежали через площадь к гостинице и все как один держали руку у пояса — так бежит человек, у которого пистолет в кармане. Потом я видел людей из Отцова отряда, они выстроились, отрезав парадное. Потом, сползая с лошади, я смотрел, как борется с Джорджем Уайатом Друсилла. Но он не смог ее удержать — у него только плащ и остался, — а она пробилась сквозь строй и побежала к гостинице: веночек сбился набок, и за ней фата развевается. Но меня Джордж удержал. Бросил плащ наземь и удержал.
— Пустите, — сказал я. — Отец-то…
— Теперь успокойся, — сказал Джордж, удерживая меня. — Джон пошел туда, чтобы только проголосовать.
— Но их-то там двое! — сказал я. — Пустите!
— У Джона в пистолете два заряда, — сказал Джордж. — Уж будь спокоен.
Меня они удержали. Потом мы услышали три выстрела, все обернулись и стали смотреть на дверь. Не знаю, сколько это продолжалось.
— Два последние — из его пистолета, — сказал Джордж.
Не знаю, сколько это продолжалось. Только высунулась на миг голова старого ниггера, швейцара миссис Холстон, проговорила: «Госсподи Исусе», — и тут же скользнула обратно. Потом с ящиком для бюллетеней показалась Друсилла: веночек на боку, фата обмотана вокруг руки, а за ней — Отец, отряхивая о рукав новую бобровую шапку. А потом сделалось шумно; я слышал, как все сделали вдох, совсем как в то время, когда их слышали янки:
— Иээээээй… — но Отец поднял руку, и они прекратили.
Настала полная тишина.
— Мы слышали еще один пистолет, — сказал Джордж. — Вас не задело?
— Нет, — сказал Отец. — Я позволил им стрелять первыми. Вы все слышали. На мой пистолет, ребята, можете положиться.
— Да, — сказал Джордж. — Мы все слышали.
Теперь Отец обвел взглядом их всех, все лица, которые находились в поле зрения, медленно обвел.
— Не хочет ли кто объясниться со мной по этому поводу? — сказал он. Но ничего, была тишина, ни малейшего шороха. Толпа ниггеров все продолжала стоять, как она стояла, когда я их впервые увидел, и те белые, из северян, охраняли их, чтобы не разбредались. Отец надел шапку, взял у Друсиллы ящик, помог ей сесть верхом и вернул ей этот ящик. Потом снова обвел их взглядом всех.
— Эти выборы состоятся завтра у моего дома, — сказал он. — Назначаю уполномоченным по выборам Друсиллу Хок отныне до окончания голосования и подсчета бюллетеней. У кого-нибудь есть возражения? — Но он опять остановил их рукой, до того, как они расшумелись по-настоящему. — Не сейчас, ребята, — сказал он. Обернулся к Друсилле. — Поезжай домой, я съезжу к шерифу и буду следом.
— Черта с два, — сказал Джордж Уайат. — Часть поедет с Друсиллой. Остальные — с вами.
Но Отец им не позволил.
— Неужели вы не понимаете, что мы делаем все это ради того, чтобы законным путем, соблюдая существующие порядки, добиться мира и спокойствия? — сказал он. — Я оформлю закладную — и следом за вами. Делайте как вам сказано.
Так что мы отправились; когда мы въехали в ворота — впереди Друсилла с ящиком на передней луке седла, за ней — мы с Отцовым отрядом и еще чуть не сотней каких-то других людей, подъехали к хижине, а там уже стояли коляски и кабриолеты, Друсилла передала мне ящик, спешилась, вновь взяла у меня этот ящик, шагнула к хижине и — остановилась как вкопанная. По моему разумению, мы с ней одновременно вспомнили; по моему разумению, даже все остальные, все те мужчины, вдруг сообразили: вышло что-то не так. Ведь женщины, как говорил Отец, никогда не сдаются: не только в победе, но и в поражении. Потому вот мы и остановились, когда на крыльце показалась тетя Луиза и прочие дамы, мимо меня протиснулся Отец и спрыгнул на землю рядом с Друсиллой. Но на него тетя Луиза даже и не взглянула.
— Значит, ты не обвенчалась, — сказала она.
— Я забыла, — сказала Друсилла.
— Забыла? Ты — забыла?
— Я… — пробовала сказать Друсилла. — Мы…
Теперь тетя Луиза посмотрела на нас; вдоль всей шеренги сидевших в седлах мужчин; на меня она посмотрела точь-в-точь как на остальных, словно до этого меня никогда и не видела.
— А это кто, умоляю? Твой свадебный кортеж из одних беспамятных? Дружки по убийству и грабежу?
— Они приехали голосовать, — сказала Друсилла.
— Голосовать, — повторила тетя Луиза. — Ах, голосовать. Поскольку ты вынудила свою мать и своего брата находиться под одной крышей с растлением и прелюбодеянием, так теперь ты воображаешь, что можешь также принудить нас, дабы укрыться от насилия и кровопролития, жить в избирательной кабине? Принеси-ка мне этот ящик. — Но Друсилла не шелохнулась, она стояла в порванном платье и загубленной фате, скомканный веночек свис набок, удерживаясь на нескольких шпильках. Тетя Луиза сошла по ступенькам вниз; мы не знали, что она собирается сделать: просто сидели и смотрели, как она выхватила ящик из рук Друсиллы и швырнула через двор. — Иди в дом, — сказала она.
— Нет, — сказала Друсилла.
— Ступай в дом. Я сама пошлю за священником.
— Нет, — сказала Друсилла. — Это же выборы. Неужели ты не понимаешь? Я уполномоченный по выборам.
— Значит, ты не желаешь?
— Я не могу, я должна… — Голос у нее звучал как у маленькой девочки, которую застигли играющей в луже. — Джон сказал, я…
Тут тетя Луиза расплакалась. Она стояла в
