Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин
Закир, помыв руки, подошел, пошатываясь, к филину и вырвал пучок перьев.
— Не трогайте его, жезде! Ведь ему больно!— проговорила девушка, но поздно. Закир уже протянул ей перья, подмигнул:
— Приколи, к сердцу приколи!.. Потом взял Бикен под руку и привел в гостиную. Там, на круглом низком столе, накрытом скатертью, стояло полное блюдо горячих мант. Рядом не было ни вилки, ни ложки.
Закир, засучив рукава, начал пальцами проталкивать в рот манты; он моментально проглатывал их.
«Как только рот не обожжет?»— удивлялась Бикен.
Закир ел с жадностью. Когда мант осталось совсем немного, он взял со стола салфетку, вытер себе руки и рот, затем скомкал ее и бросил стоящей перед ним Турсын-ханум.
— Девушка,— обратился Закир к Бикен.— О чем ты думаешь, чего хочешь от меня?
— Вот думы мои: вчера приезжала мать Токаша Бокина и со слезами уехала обратно... Жаль ее, жаль
Токаша. Ведь он наш единоверец-мусульманин, казах. Закир рассердился.
— Я ведь тебе говорил: не водись с ними! Смотри: вернется отец из Ташкента, попадет тебе.
— Жезде, почему вы ненавидите Бокина?
Бикен видела, что на помощь Закира надеяться нель зя, и ей захотелось позлить его разговором о Токаше, отомстить за свою неудачу. Когда началась вся эта заваруха, в аулах прошел слух: будто Закир чуть не попался в руки Бенину, еле ушел от него. Без огня дыма не бывает: возможно, это и правда. Одно слово «Токаш» приводит Закира в трепет.
— Бокин — мой заклятый враг,— прохрипел Закир.— Пока у меня бьется сердце в груди, жизни ему не дам»
Да, упрашивать Закира бесполезно: за Токаша он не заступится. Наоборот, при случае сам будет топить его.
— Как бы то ни было, разве он не джигит из джигитов? Жезде, перед смертью не бывает таких грехов, которых нельзя было бы простить...
— Хватит, перестань!—Закир, с трудом подняв свое грузное тело, встал.— Чем меня уму-разуму учить, пои ла бы лучше к старшей сестре, поговорила бы с ней, утешила. Она со вчерашнего дня лежит и жалуется на головную боль.
Глава 12
«Ничего со мной не сделается, если схожу на базар пешком. Это даже полезно»,— решил про себя Закир.
Закир не хотел быть полным. Он считал, что туч ность—от нездоровья. В городе немало крупных торговцев: Габдуалиев, Ордабаев, Пугасов, Иванов... Все они как на подбор, толстопузые, еле переставляют ноги. У каждого жирный затылок, как верблюжий горб. Закир тоже не из худосочных, но с ними ни в какое сравнение не идет.
Магазины Закира на Зеленом базаре расположении рядом: один мануфактурный, в другом — обувь и мелкие товары. Народу мало. Изредка заглянет парочка и, не вадерживаясь долго, уходит. Степняков, в особенности мужчин, совсем не видно.
Приказчики за прилавками позевывают и скучают от безделья. Война и восстание ударили по карману торговцев, они лишились прежних прибылей: нет покупателей.
Недавно Закир открыл продажу седел, сбруи и других шорных изделий. Этим товаром он обзавелся в аулах. Отступавшие в Китай казахские джигиты бросали все. А почему должно пропадать добро? Закир отправлял его в город возами.
По богатству Закир может сравниться с Исхаком Габдуалиевым. В городе у него два больших дома, но он хочет построить еще один, па берегу речки, и отдать его Турсын-ханум.
Да, Закир может быть доволен своей судьбой. Правда, злые языки распускают сплетни и небылицы, пытаются опорочить его имя, унизить разговорами о предках, Напрасен ваш труд, завистники! Любите деньги, будете уважать и Закира. А чго касается предков, то Закир и сам не скрывает, что его прадед — выходец из Намангана. Когда возникает разговор о родословной, то Закир относит себя к «чала-казахам».
Обойдя владения, Закир направился в свою контору, расположенную в мануфактурном магазине. Это была просторная полутемная комната. Закир раздернул синие бархатные занавески на окнах — стало светлее. Скинув выдровую шапку, он надел андижанскую разноцветную тюбетейку.
В это время кто-то въехал во двор.
— «Кто это тут хозяйничает?»—недовольно подумал Закир.
— Господин атаман, удачи вам в жизни!—донесся голос приказчика.
Закир надул губы и издал непристойный звук, сам не зная, что хотел выразить этим: неудовольствие или удивление.
Приказчик отворил дверь, и в контору зашел атаман Малышев.
Закир встал с места, чтобы встретить атамана, как подобает. Иначе нельзя — Малышев не только атаман, но и сосед, друг.
— Добро пожаловать, Андрен Васильевич!
— О, Закир-аксакал!.. Наконец-то удалось мне увидеть тебя! Соскучился,— произнес атаман и широко раскинул руки. Закир нырнул в богатырские объятия, голова его исчезла, прикрытая сверху широкой бородой атамана.
— Хе-хе! Одна копейка в расход, две копейки в приход...—смеялся Малышев.— Так что ли, аксакал?
Закиру этот наигранный смех не понравился: когда атаман приходил просить что-нибудь, он обычно прикс дывался лисой. Но Закир ничем не выдал себя, тольк бросил зоркий мимолетный взгляд на атамана. По обличию тог не отличался от казахов из рода канглы, кочующего вокруг Узун-Агача. Средн них часто встречаются вот такие тучные, синеглазые блондины. Одет был атаман в халат из темно-синего сукна с черным бархатнымворотником, на голове папаха.
— Вы сегодня похожи на нашего Жанибек-хад- жи! — сказал Закир. За насмешку он решил отплатить насмешкой.— Может быть, хотите собирать налог? Кто вас знает...
Малышев понял купца, громко засмялся.
— Почтенный аксакал, не угадали!— казахский гортанный звук «К» атаман произнес точно, без искажения.— На этот раз я приехал не для того, чтобы брать, а дать!
— Никогда не слышал, чтобы атаман давал, — хитровато улыбнулся Закир.— Видно, не зря в народе говорят: «Век живи — век учись!»
Атаман покосился выпученными глазами на дверь и изменил голос.
— Садись, аксакал!—он дернул Закира за рукав, усадил к столу.— Ты не шути и не извивайся ужом! Я был сегодня у наказного атамана. Он сообщил мне одну весьма неприятную новость. Ты сколько скота откочевавших в Китай казахов присвоил в прошлом году?
Закир вздрогнул.
— Какой скот? Сколько там могло его быть?
— Фольбауму все известно. Зачем тебе лезть на рожон?
— Разве не ты мне советовал взять
