Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин

один. Жена и сын под Москвой, он их не видел больше трех лет. Сам не может поехать туда и привезти не решается, да и не­возможно— кругом бои. Год, как нет писем. А сам нездоров—рана еше не зажила. Заботу о нем взяла на себя жена сторожа, старая добрая женщина, — готовит еду, штопает и утюжит одежду.

Сегодня он вернулся из Ревкома поздно. Соседка приготовила горячий ужин. Петр Алексеевич перевязал рану и сел за стол. В это время пришел Токаш с Ку рышпаем. Токаш словно знал, что Юрьев многое хотел сказать ему. Но разговор начал Бокин. Сообщив, сколь ко за день добыто скота и хлеба, он заговорил о Какенове.

— Устроился на должность переводчика в трибу­нале. Кто его принял туда? Кто опять выпустил из тюрьмы?

Возмущения Токаша справедливы. Но в Ревкоме Какенова никто не поддерживает. Разве только Фаль­ковский. Петр Алексеевич рассказал Токашу: сегодня, под вечер, председатель следственной комиссии прихо­дил в Ревком и просил разрешения на арест Бокина. Из аулов и из города поступили жалобы на Бокина: избивает людей, бесчинствует. Вот и сегодня избил рабочего Яшайло. Головорез, анархист! Если дать ему волю, он обозлит весь народ и восстановит против вла­сти!— так говорил Фальковский.

Большинство членов Ревкома не поверило словам Фальковского. Потом Емелев, Виноградов и Юрьез обменялись своими соображениями. Кажется, кто-то подстраивает такие веши...

— Яшайло ударил я! — произнес до сих пор молча слушавший Қурышпай:

— За что?

— Он сам полез драться, защищая то, что мы взяли у Бурнашева, и разорвал мне пиджак. Вот, смотрите!— и показал наскоро пришитый воротник пиджака.

— Не применять силу, значит оставить бойцов го­лодными. Мы не будем жалеть баев, не допустим, чтобы свергнули Советскую власть!—голос Токаша задрожал в гневе.— Не знаю, где мы только находим этих Фаль- ковских-мальковских!

— За то, что застрелил Закира, Фальковский был выдвинут председателем следственной комиссии. Гово­рили: «Там нужен твердый, мужественный человек...» — негодовал Токаш.— Пока разберемся в людях, нам при­дется не раз еше сожалеть!

— Разберемся,— успокоил Юрьев.— Вот только бы отбить белоказаков. Сегодня на фронте затишье. Если они не начнут нового наступления, начнем мы... Теперь бойцы подкрепят свои силы. Продовольствие есть, но это надо больше. Ты подумал о завтрашнем дне, Токаш?

— Нет. Я думаю пойти па передовую линию, взять в руки оружие...

Юрьев не одобрил такого намерения—оно ошибоч­но. Не стоит обижаться на жалобы баев, надо продол­жать самое трудное в такой ответственный момент де­ло— добывать продовольствие. Председатель следствен­ ной комиссии — тупица. Он не может отличить белое от черного. Никто не позволит ему арестовать Токаша.

— Без тебя найдутся люди, умеющие держать в ру­ках оружие. Подумай о завтрашнем дне, может быть, выедешь в ближние аулы...— закончил свою мысль Юрьев и, видя, что Токаш согласен, спросил:

— Сможешь провести отряд, минуя позиции бело­казаков?

Токаш усмехнулся:

— Если не провести отряд, то как же провести обрат­но обоз с продовольствием? Ложитесь-ка отдыхать, Петр Алексеевич.

Глава 14

С отрядом около ста джигитов Токаш остановился в Бурундае, чтобы подкормить коней. Он сел в тени боль­шого карагача, прислонился спиной к стволу дерева, расстегнул ворот вышитой белой рубашки и вытер вспо­тевший лоб.

Был полдень. Небо ясное, только по вершинам Ала­Тау медленно ползли клочки серо-бурых облаков. А здесь не чувствуется даже легкого ветерка. Крутом мерт­вая тишина.

Не видно города, расположенного у подножия гор. В той стороне еще идут бои. Кто знает, что там происхо­дит? Вот уже прошло целых пять дней, как Токаш вы­ехал оттуда. Он побывал в аулах западнее города и от­правил добытое продовольствие под сильной охраной в Верный, а сам поехал в Чемолган.

Аулы встревожены: плохие вести не задерживаются, они мигом достигли Чемолгана. Больше всех беспокои­лась Айгуль. Взоры ее были постоянно обращены в сто­рону города. Увидев Токаша, сходившего с коня, она бросилась навстречу и повисла на его шее. Прозрачные слезы падали на руки Токаша. Что за привычка у жен­щин плакать в радостную минуту? Токаш посмотрел в печальное лицо невесты; тонкие губы беззвучно шеве­лятся, они говорят о тоске, разрывающей сердце. Токаш понял это без слов и поцеловал ее— он не хотел, чтобы эти слова были сказаны. Ему казалось, что слова, вроде: «Жив?... Наконец я увидела тебя, Токаш-жаи, ты ли это»,—неуместны при долгожданной встрече. И правда— печаль девушки скоро развеялась, как туман. Когда Ай­гуль зажгла пятилинейную лампу, Токаш заметил на щеках ее румянец. Милыми движениями опа акку­ратно разлила чай.

Аянбека дома не было. Заядлый охотник, позабыв о том, что является комиссаром волости, уехал на охоту.

С делами волости управлялись мальчик-секретарь и Айгуль. Нужные людям бумаги писал секретарь, а Айгуль ставила печать и подписывала за отца. Узнав обо всем этом, Токаш посмеялся от души. Айгуль стала опытной. Возникавшие споры она решала моментально и справедливо, затем быстро заверяла бумаги. Иногда слу­чалось и так: Аянбек был дома, а разрешать споры люди приходили все равно к Айгуль.

В ту ночь Токаш порадовался еще раз деловитости Айгуль. Через мальчика-секретаря она мигом созвала джигитов аула: люди собрались без промедления. Все они знакомы Токашу. Тут были джигиты, которые ког­да-то партизанили вместе с ним в горах, а на следую­щий же день после переворота, сказав: «Пошли домой устанавливать советскую власть», — надели шапки на­бекрень, заткнули нагайки за пояс и вернулись в родной аул.

Айгуль не робела и не чувствовала стесненности, как это бывает с аульными девушками, она степенно и спо­койно обратилась к джигитам:

— Токаш-агай прибыл с просьбой в свой родной аул, к своим родным. Для доблестных сынов народа настали тяжкие дни. Не останьтесь в стороне, вот о чем прошу вас!

Токаш смотрел с удивлением и не верил своим гла­зам. «Неужели эта бойкая на язык девушка — Айгуль?» Да, Айгуль говорила уверенно и дельно. Ему показалось легко осуществимым дело, ради которого он приехал сюда. Токаш сказал джигитам: «Белоказаки поголовно сели на коней и атакуют город. Если они победят, ни од­ного из вас не оставят в живых, не перебьют, так сядут верхом и все равно не дадут житья, будут бить сапога­ми в самую грудь... Подумайте, как быть. Вы уже знае­те, что такое советская власть. Баи ее страшатся, а бат­раки рады ей, они стали равноправными гражданами. Женщинам тоже предоставлено равенство. Как же мож­но лишиться всего этого? Если не хотите потерять своих прав, то выступайте на защиту советской власти. А кто думает остаться в стороне от