Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин

— Есть разные казахи. Об этом вы, Калдыбай, дол­жны знать. Есть баи, вчера только мучившие народ, и есть угнетенные, босые и голодные батраки. Чьи интере­сы вы пришли защищать?

— Всех! — выпалил мулла.

— В таком случае я не принимаю ваше посредни­чество!

— Ты уходишь от народа, а куда придешь?—голос Калдыбая затрещал подобно лопающемуся стеклу. То- каш почувствовал, что послы отбросили в сторону дип­ломатию и перешли к открытому нажиму.

— Кучка баев не составляет казахского народа, я не пожалею, если уйду от них. Скажите прямо, что вы хо­тите от меня? — спросил Токаш, сурово посмотрев на «послов». Калдыбай сморщился и с недовольным видом отвернулся. Хитрый мулла заговорил льстивым, заиски­вающим тоном.

— Ум твой — бескрайнее море, сердце твое — сердце бесстрашного льва, народ понимает тебя так... К чему тебе раздваивать свой народ и лишать его покоя? Ак­сакалы крепко просили об этом. Они просили не отби­рать скот у казахов — ведь русские будут богатеть за счет казахов! Еще они просят вернуть ключ комитета алаш-орды. Если будут исполнены эти два желания, мы благословим тебя всем народом и не дадим пылинке упасть на тебя. Не так ли, мирза? — мулла повернулся к Қалдыбаю, тот поспешно кивнул головой.

— Благодарю за сообщение! — иронии Токаша мул­ла не понял, он тут же торопливо проговорил: .

— Ну вот, да сопутствует тебе удача. Так и должно быть... Разве может сын казаха уйти от своих же ка­захов!

Мулла показался Токашу недалеким, легкомыслен­ным человеком. Иначе он понял бы по топу, каким было произнесено слово «благодарю», что Токаш с ними не согласен Ну, что ж, Токаш пояснит ему, надо же дать в руки слепому палку...

— Передайте аксакалам, которые послали вас: я нс остался бы комиссаром и на один день, если бы оставил на голодную смерть большинство казахов. Передай­те им: пусть баи добровольно раздадут свой скот батра­кам— тогда не трону. А ключа от помещения алаш-орды не отдам. Она закрыта навсегда.

— Значит так? — Калдыбай вскочил. Весь трясясь, проговорил сквозь зубы: — Это твое последнее слово?

- Да!

— Тогда от нас добра не жди!—погрозил он.

— Пеняй на себя, светик мой! — пропел мулла.

— Угрожаете?

— Угрожаем! Одумайся! Или назначь место встре­чи! Будет суд...— скрипнул зубами Калдыбай...

— Место встречи — байские аулы!

Ворча, Калдыбай выбежал из комнаты. Семеня мел­ кими шажками, за ним поплелся мулла.

Сунув сжатые кулаки в карманы, Токаш прошелся по комнате. Враги угрожают. Теперь они не отстанут. Вот почему сегодня сокрушался Махмут! Но революционер не может сдаваться и сворачивать с избранного пути. Наоборот, нужно дать им почувствовать свою правоту и силу. Для этого следовало бы написать открытое пись­мо в газету, выставить врагов на суд общественности, разоблачить их...

Ночью Токаш обдумал текст письма, а на следующее утро пришел в редакцию газеты «Заря свободы». Кроме уборщицы, в редакции никого не было. Редактор ушел в исполком, секретарь — в типографию. Токаш зашел в кабинет редактора и начал писать:

«Уважаемый редактор! Прошу опубликовать в ва­шей газете данное открытое письмо...»

Что-то непонятное обеспокоило Токаша. В редакции было тихо. Лучи солнца, заглядывая в окно, рисовали на полу затейливые узоры. Токаш снова склонился над столом.

«...Говорю всему народу всей силой моего голоса: не боюсь запугивания баев! Никогда не сверну с избран­ного пути, не поддамся никаким уговорам и угрозам, до конца буду предан трудовому народу... Гнев наро­да подобен волнам бушующего моря, а жизнь баев— одинокая лодка, бросаемая волнами из стороны в сто­рону».

Токаш не успел дописать. Из сеней донесся шум. За­тем в кабинет ворвались пять человек, одетых в шинели; впереди черно-рябой солдат с бельмом на глазу, он по­казался Токашу знакомым, у одного белобрысого моло­дого солдата глаз и щеку обхватывала белая марлевая повязка. Единственный открытый глаз злобно поблес­кивал.

— Как твоя фамилия?—спросил рябой.

— Бокнн!—Токаш медленно поднялся.

— Давай, пошли! Мы тебя ищем и никак не найдем. Военный комиссар приказал привести тебя!

«Военный комиссар! Нет! Этого не может быть...».

— Где письменное распоряжение? — Токаш почувст­вовал неладное.

— Какое тебе распоряжение? — рябой встал позади, толкнул в спину.—Давай, пошли!

— Убери руки! — с дрожью строго проговорил То­каш. — Не пойду!

Токаш чуточку промедлил, не зная, за что хватать­ся— за телефон или револьвер. На него навалились, сжали руки, выволокли в сени.

Как на зло — никого нз знакомых, вообще пусто на улице... Какая досада, что нельзя сообщить в исполком, даже Курышпая нет рядом, он ничего не знает. Вчера Токаш наказал ему гнать коней на выпас и привести лишь в полдень, чтобы к вечеру можно было выехать в аулы...

— Не оглядывайся!—крикнули ему и ткнули при­кладом в затылок. Он споткнулся, чуть было не упал, но его удержали за руки.

Токаш понял, что попал в беду. Если бы их послал военный комиссар, они не применили бы силу. Это — ис­полнение угрозы... Минуя многолюдные улицы, его вели по самым глухим переулкам.

— Я не пойду! — остановился Токаш.

— Уже пришли, — злорадно хихикнул кто-то сзади.

Появилась группа людей. Они выпили со двора ка­кого-то дома, мигом окружили Токаша.

— Попался вероотступник?!

— Натерпелись же мы от тебя!

— Бей его! — кто-то ударил по голове палкой. Кро­вожадная возбужденная толпа набросилась на него.

— Стойте! Я комиссар! Как вы смеете?! —Токаш пы­тался вырваться.

— Вот тебе, комиссар! Вот!..

Его били кулаками, пинали ногами, пыхтя в свалке, сквернословя и подбадривая себя выкриками:

— Вей!

— Отплатим за все!

— Вчера я своими глазами видел, как он отбирал скот у казахов и продавал на базаре.

— Вероотступник! За насилия над мусульманами — бей!

Токаш начал терять сознание. Все тело после первых сильных ударов как-то онемело, стало бесчувственным. Что с ним делали — кололи ножом, пинали ногами, ца­рапали и шипали — он не знал, не ощущал боли. Лишь изредка доходили до слуха короткие злобные выкрики, и однажды—глухой голос: «Хватит! Убьете...» В минуты прояснения Токаш защищал глаза, обхватив голову ру­ками. Этот возврат к сознанию был коротким, и снова провал в темноту, в бездну. Потом его очень удивила тишина и знакомый голос:

— Тока!... Как себя чувствуешь?

Токаш пришел в сознание—будто очнулся от тяже­лого сна. Он лежал на берегу арыка, Курышпай смывал с его